Мемуары

Наконец Шнеебергеры нашлись в последнем помещении — на кухне. В центре стояла Гизела. Она как фурия завопила:

— Ты здесь? С ума сошла? Ты действительно подумала, что можешь остаться у нас?

Я не находила слов и лишь беспомощно смотрела на Ганса, сидевшего в углу на корточках, закрыв голову руками. Он не решался взглянуть на меня. И это мужчина, с которым мы счастливо прожили четыре года, который в Первую мировую войну в ходе сражений в Доломитовых Альпах был одним из храбрейших бойцов, который и после нашего разрыва оставался другом и с удовольствием работал вместе со мной над «Голубым светом»! Он не проронил ни слова.

— Ганс, — воскликнула я, — помоги же мне!

Гизела встала между нами, будто собираясь защитить его, и зарычала на меня:

— Ты думаешь, мы поможем тебе? Стерва нацистская!

Она сошла с ума, подумала я, и закричала:

— Ганс, да скажи ты хоть слово! Несколько дней назад я спасла вам жизнь, но не хотела сюда приезжать, это баба твоя меня заманила…

Ганс задрожал от волнения, но не проронил ни единого слова.

Тогда я повернулась к ним спиной и замолчала. Мне еще ни разу в жизни не доводилось сталкиваться с чем-либо подобным. Эта сцена была отвратительной. Я бросила багаж и вышла из дому. В душе что-то оборвалось. Снаружи стояла мертвая тишина. Крестьянин, довезший меня сюда, давно уехал. Я медленно пошла вниз под гору и стала искать какое-нибудь пристанище на ночь. Через несколько минут мне попался пансион. «У нас все места заняты», — сообщили мне. Постучала в другой дом — тот же вопрос, такой же ответ. Третья дверь — то же самое.

Я продолжила путь вниз с горы. Может, удастся найти хоть какой-нибудь сарай, лишь бы не ночевать под открытым небом. При моем болезненном состоянии нужно было остерегаться холода, я должна идти, пока хватит сил.

Тут ко мне неожиданно подошел незнакомый мужчина.

— Фрау Рифеншталь?

Я произнесла лишь:

— Да!

— Не знаю, помните ли вы меня, но мы знакомы, однажды я делал работу для вас. И вот услышал, что вы ищете пристанище, идемте, я помогу!

Он взял меня за руку и сказал, что у него есть небольшая комната, которую я могу занять, сам-то он уж где-нибудь устроится.

Потом он поговорил с хозяином, и мне разрешили остаться на ночь.

Первые аресты

На следующее утро я отправилась назад в долину, в Майрхофен. С собой у меня была лишь косметичка, в которой лежали лекарства, да немного денег, остальной багаж пришлось пока оставить у Шнеебергера. Там находились оригиналы негативов фильмов об Олимпиаде, но в тогдашнем моем состоянии все это потеряло всякий смысл. Я хотела лишь одного — возвратиться к матери.

По дороге удалось сесть в крестьянскую повозку, битком набитую мужчинами в штатском. Примерно через час нас остановили американцы: «Предъявите документы!» Я тоже показала необходимые бумаги. Потом они приказали всем сойти с повозки и следовать за ними. Нас привели в лагерь, устроенный в чистом поле в нескольких километрах от дороги. Мы были арестованы.

Первыми мне помогли австрийские коммунисты. Они узнали меня и были настроены очень дружелюбно. Я облегченно вздохнула и поблагодарила их, когда они поделились со мной кое-какими продуктами. Мало-помалу я стала оживать, больше не чувствовала себя такой одинокой, мы разговаривали друг с другом как здравомыслящие люди, без ненависти и неприязненных чувств. Коммунисты заботились обо мне, познакомили с лагерной жизнью, рассказали, где можно кое-что достать и от чего лучше держаться подальше. Показали дыру в ограждении, которая их самих не так уж и интересовала, так как еды здесь давали достаточно. Но меня эта дыра привлекла больше всего, и уже на следующее утро я сбежала. Это был мой первый побег. Однако свобода продлилась всего несколько часов. Меня снова задержали американцы и поместили в другой лагерь. Поскольку и он плохо охранялся, я снова бежала.