Мемуары

Нам это удалось: в назначенный срок материал был сдан. Господин Тишендорф тут же поручил мне начать подготовку к съемкам фильма. Прежде всего следовало попробовать по возможности ограничить расходы, ибо финансовых вливаний из Германии ждать не приходилось. В качестве основных съемочных площадок для фильма предусматривались Гармиш, Кицбюэль и Арльберг, а также Червиния (там можно проводить съемки лыжников даже в летние месяцы). По сценарию массовые спуски горнолыжников должны были сниматься и в снежную бурю. Кроме того, я планировала устроить импровизированное киноателье с декорациями на воздухе, в местечке Лех у горы Арльберг, что позволило бы работать при любой погоде.

Лучшие спортсмены всех стран мира, где существует лыжный спорт, обязались участвовать в съемочном процессе. В данном случае кодекс горнолыжников предусматривал наличие разрешения Международного олимпийского комитета. Мы его получили, с условием что оплатим спортсменам накладные расходы.

В Кицбюэле и Гармише состоялись пробные съемки горнолыжников, там присутствовали известные спортсмены Мольтерер и Шписс, для которых были запланированы и роли в фильме. Главным действующим лицом стал норвежец Мариус Эриксон; его брат Штейн, в то время лучший лыжник в мире, тоже получил роль. Они рекомендовали мне своих друзей Богнерсов: Мариа и Вилли готовились оказать поддержку в экипировке лыжников. Все складывалось, на удивление, благоприятно. В Гармише меня приветствовал министр экономики Западной Германии Людвиг Эрхард[416] и пожелал удачи в моем первом послевоенном фильме.

Но не везде мне оказывали подобное содействие. Вспоминается неприятная ситуация в Санкт-Антоне, где я посетила соревнования по лыжным гонкам, устроенные Ганнесом Шнейдером, чтобы набрать спортсменов для нашего фильма. Мой бывший муж Петер сопровождал меня. После состязаний устроили праздничный ужин в отеле «Пост» в честь призеров гонки. Я тоже была в числе приглашенных. Когда мы с Петером собрались переступить порог банкетного зала, нам преградил путь и указал на дверь Ганнес Шнейдер собственной персоной, руководитель всемирно известной лыжной школы Арльберга, кроме того, партнер и друг по моим первым горным фильмам. Не проронив ни слова, Петер увел меня оттуда.

Компромисс с «Ревю» достигнут

Происшествие в Санкт-Антоне поубавило во мне оптимизма. Мне с трудом удавалось продолжать вначале так удачно сложившуюся работу по написанию сценария. К тому же кредиторы не оставляли меня в покое, буквально заваливая требованиями о платежах. Аванс, полученный за сценарий, растаял как снег на весеннем солнце.

Неожиданно перед моей дверью возник чиновник по приведению в исполнение приказов службы финансов в связи с набежавшей задолженностью по уплате налогов. От меня требовалось выплатить сумму в 19 350 марок за мой дом в Берлине. Но так как у меня не было ничего ценного, то из имущества нечего оказалось и описывать. Чтобы освободиться от тяжести долгов, я бы продала берлинский дом в Далеме, но покупатель не находился. Ему пришлось бы обеспечить жильем девять проживающих там со временем окончания войны нищих семей. Само собой разумеется, продажа никак не осуществлялась.

В этих обстоятельствах меня несказанно обрадовала весть, что после месяцами длившихся переговоров Гельмут Киндлер и шеф-редактор журнала «Ревю» Ганс Леманн заявили о готовности опубликовать опровержение и решить это дело без судебного разбирательства. Прежде «Ревю» все время отказывался от решения вопроса, так как его сотрудники «собирали материал» для третьей клеветнической серии под заголовком «Миллионы Лени Рифеншталь». Публикация очередного пасквиля незамедлительно привела бы к последующим процессам. Но этому помешало недавно вынесенное по моему делу решение Берлинской аттестационной комиссии. Оно было неоспоримо.

Господина Киндлера обязали не публиковать впредь никаких обвинений в мой адрес. В качестве возмещения я получила 10 000 марок, хотя реальный ущерб оценивался мною миллионами, а моральный — и вовсе нельзя было компенсировать.

В моем положении и такой вариант все же значил многое — наконец-то мы с Гельмутом Киндлером зарыли топор войны.

Волнующие дни в Вене