Мемуары

Вы уже знаете, что у Киджи с Мазарини вышло в Германии даже личное столкновение, и потому мы сочли разумным смягчить вражду между ними, ибо французская сторона, хотя и слабая, быть может, могла стать нам помехой; я сказал «слабая» и «быть может», потому что французская партия и в самом деле не играла заметной роли в этом конклаве, так что мы могли рассчитывать, да и впрямь рассчитывали, что папу удастся избрать даже против ее воли. Дело было не в том, что партия эта насчитывала мало членов, — их было довольно, и притом людей даровитых. Ее духовный попечитель д'Эсте, терявший во мнении людей из-за непросвещенности своего ума и невнятицы своих речей, возмещал, однако, эти недостатки высоким происхождением, расточительностью и храбростью. Гримальди, который всегда славился своей энергией, к тому же выгодно отличался от других кардиналов французской партии, державшихся с неизменным подобострастием, величавой своей повадкой, что возвышало его над ними в глазах окружающих. Бики, ловкий и умелый в делах, по заслугам занимал в этой партии видное место. Кардинал Антонио славился своей щедростью, кардинал Орсини — своей родовитостью. В силу многочисленных этих обстоятельств французскую партию нельзя было не принимать в расчет. Но, несмотря на это, она едва не утратила свое значение, ибо ко всем перечисленным обстоятельствам примешивались другие, которые весьма ей вредили. Гримальди, ненавидевший Мазарини так же, как тот ненавидел его самого, пребывал в праздности, тем более что полагал, и притом справедливо, что Лионн, посвященный в тайны внешней политики двора, не доверяет ему их. Д'Эсте, который, несмотря на

[612]

всю свою храбрость, трепетал от страха, ибо маркиз де Карасена в это самое время вторгся в герцогство Моденское со всей миланской армией

19

, мешал Гримальди со всей решительностью действовать против Испании. Я уже говорил вам, что Медичи не порывали дружбы с Орсини. Антонио не отличался ни умом, ни энергией, и к тому же известно было, что в глубине души он почти уже уступил кардиналу Барберини, который отнюдь не пользовался благосклонностью французского двора. Лионн не мог полностью доверяться кардиналу Антонио, ибо не мог быть уверен, что Барберини, сегодня поддерживающий угодного Франции Сакетти, завтра не станет поддерживать кого-то другого, ей неугодного; по этой же причине Лионн не мог вполне положиться на кардинала д'Эсте, ибо было известно, что тот неизменно оказывает большое уважение кардиналу Барберини, как в силу давней их дружбы, так и потому, что герцогиня Моденская приходится тому племянницей. Кардинала Бики Мазарини не любил, считая, что тот слишком хитер и к тому же терпеть его не может, что было правдой. Все эти подробности рассеют ваше недоумение, почему партия, поддерживающая могущественный, благоденствующий трон, не имела того влияния, какое должна была бы иметь в подобных обстоятельствах. Недоумение ваше рассеется тем скорее, когда вы вспомните о главной пружине, что приводила в действие все прочие, столь плохо одна с другой согласные или, лучше сказать, столь сильно расстроенные пружины, какие я вам только что описал.

Лионн известен был в Риме как ничтожный секретаришка Мазарини. Во времена кардинала де Ришельё его знали здесь в качестве частного лица низкого разбора, да к тому еще записного игрока, состоящего притом в открытой связи с чужой женой. С тех пор он получил в Италии некую должность, имевшую касательство к делам Пармы 20; должность эта была, однако, слишком мелкой, чтобы он мог единым духом вознестись с нее на должность в Риме, да и опыт у него был слишком скуден, чтобы стоило доверить ему руководить конклавом — без сомнения, самым мудреным из всех возможных дел. Но такого рода ошибки очень часто совершают державы процветающие, ибо бездарность лиц, ими употребляемых, часто выкупается почтением, которое внушает всем их повелитель. Ни одно королевство не полагалось так на это почтение, как Франция в пору правления кардинала Мазарини. Между тем подобная игра рискованна, и Франции пришлось в этом убедиться в обстоятельствах, о которых идет речь. Лионн не обладал ни достоинством, ни дарованиями, потребными для того, чтобы поддерживать в равновесии разладившиеся пружины. Мы поняли это очень скоро и использовали в своих целях.

Я, кажется, уже говорил вам, как, узнав о том, что Лионн не захотел выплатить кардиналу Орсини остаток пенсии, жалкие тысячу экю, я своевременно уведомил об этом кардинала Медичи, и тот успел перекупить Орсини за такую грошовую цену, что я, пожалуй, не стану называть ее, чтобы не посрамить чести пурпура. Далее вы увидите, что еще более ловко мы воспользовались неприязнью к Лионну кардинала Бики, чтобы еще [613]сильнее разрознить ряды французской партии. Но хотя эта партия была более всех нам враждебна, не ее опасались мы более всего, и потому меры, взятые против нее, мы подчиняли действиям, какие предпринимали в отношении двух других противников, с чьей стороны справедливо полагали встретить сопротивление более упорное.