Мемуары

Следует иметь в виду и ограниченность документов, которыми располагал опальный кардинал, когда принялся за написание своих воспоминаний. Его личный архив, неоценимое подспорье, был секвестрован во время его ареста и последующего заключения. Есть данные, свидетельствующие о том, что во время своих скитаний по Западной Европе Рец по возможности старался выяснить нужные ему сведения, встречаясь с участниками былых общественных потрясений. Так, например, существенное значение для Реца имели его беседы с находившимся в изгнании принцем де Конде в 1658 г. в Брюсселе. Необходимо подчеркнуть, что мемуарист тщательно отмечал источники полученных устным путем данных и предположений, и, как правило, подвергал их критическому рассмотрению в свете своей собственной генеральной концепции и своих личных симпатий и антипатий.

[670]

Сам Рец заверяет читателя, что все упоминаемые им факты, касающиеся Фронды, он выверял по реестрам Парламента и парижского муниципалитета. На самом деле, как это показал в результате тщательнейшего анализа А. Бертьер, это было не так. Источники, находившиеся под рукой у Реца, были гораздо более скудными и малочисленными. Их было, по сути дела, два: так называемый «Парламентский дневник» (полное название: «Дневник всего того, что совершалось и происходило на заседаниях Парламента, в собраниях всех палат, а также в других местах, трактующий дела наших дней...») — издание, выпускавшееся частным предпринимателем регулярно отдельными выпусками в течение всей Фронды, но отражавшее в принципе точку зрения судейских, и «История нашего времени, или Достоверное повествование о том, что происходило в парижском Парламенте с августа месяца 1647 г. до ноября месяца 1648 г.» — сочинение, исходившее из кругов литераторов, близких тогдашнему коадъютору, и сочетавшее в себе элементы хроники прений, развертывавшихся в Парламенте, и черты язвительного памфлета, направленного против Мазарини. Оба эти издания давали возможность престарелому Рецу в описании точно следовать хронологии этого столь насыщенного событиями времени, а также детально воспроизводить столкновение мнений в Парламенте и внутреннюю динамику парламентских дебатов, чему в своей политической концепции он придавал особое значение. Впрочем, оба эти сочинения были для Реца-мемуариста лишь сырьем, подсобным материалом, который он оживлял и преображал своей творческой фантазией. Что же касается юности кардинала и всех событий, связанных с его побегом из заключения и пребыванием в Испании и Италии, то здесь он вообще не мог опираться ни на какие источники и должен был целиком полагаться на собственную память.

В данной связи неизбежно возникает вопрос и о фактической достоверности текстов пространных речей, которые Рец себе приписывает, воспроизводя беседы с принцем де Конде, герцогом Буйонским, герцогом Гастоном Орлеанским и другими политическими деятелями времен Фронды. При этом иногда он ссылается на подробные записи этих носящих программный характер выступлений, будто бы сохранившихся у Лега, одного из его фрондерских соратников, или же у него самого. Оговорки эти спорны. Ясно одно. На чем бы ни основывалось идейное ядро этих речей — на воспоминаниях или на сохранившемся конспекте, — в своем завершенном виде они представляют собой конструкции, сооруженные по всем правилам риторики, законами которой Рец — блестящий оратор — так виртуозно владел, и неизменно несут на себе печать подражания приемам, традиционно использовавшимся античными историками 24.