Мемуары

Еще, я думаю, что если война уже началась, то прерывать какие-либо переговоры о мире или отказываться их начинать не следует, ибо никогда не знаешь, как обернется дело; напротив, нужно их поддерживать и выслушивать всех посланцев, поступая так, как я сказал выше, и внимательно следить, что за люди будут посещать послов (их ведь будут присылать днем и ночью), но следить как можно более скрытно. И в ответ на одного посланца, которого бы они прислали мне, я отправил бы им двоих, и даже если бы они стали жаловаться и просить, чтобы им их больше не присылали, я бы все равно искал удобный случай и возможность их отправить. Ибо Вы не сумеете отправить другого столь хорошего и надежного шпиона, который имел бы такую возможность смотреть и слушать. А если Ваших людей двое или трое, то противнику невозможно будет помешать тому или другому из них поговорить с кем-нибудь, тайно или нет: я имею в виду – поговорить, соблюдая приличия, как и подобает послам. Несомненно, что мудрые государи всегда стараются заиметь друга или друзей в стане противника и остерегаются, насколько возможно, как бы люди из их окружения не стали друзьями противника. Правда, в таких делах не все получается так, как хочется.

Могут сказать, что враг от этого возгордится [153]. Меня это не трогает. Зато я буду иметь больше сведений о нем. А в конечном счете, кто от этого выиграет, тому и честь. И хотя другие смогут делать то же самое в отношении меня, я тем не менее не переставал бы посылать послов и ради этого поддерживал бы и не прерывал любые переговоры, чтобы всегда иметь предлог для посольств. А затем, ведь всегда одни люди не столь искусны, как другие, и не настолько понятливы, и не имеют такого же опыта в подобных делах, и, наконец, не испытывают такой же потребности в этом; в итоге выигрывают самые мудрые.

Хочу Вам привести красноречивый пример. Когда бы ни велись переговоры между англичанами и французами, благодаря уму и искусности французы всегда брали верх. И англичане говорят, как некогда они мне сказали во время переговоров с ними, что в сражениях с французами они всегда или чаще всего выигрывают, а на всех переговорах проигрывают и несут убытки. И действительно, насколько я знаю, в нашем королевстве есть такие люди, способные вести ответственные переговоры, каких нет ни в одном другом известном мне государстве; и это особенно те, кто воспитан нашим королем: ведь для подобных дел нужны люди услужливые, умеющие все стерпеть, снести любые речи ради достижения цели, и именно таких, как я говорил, он и подбирал себе.

Я немного затянул разговор о послах и о том, что за ними нужен глаз, но сделал это не без причины, ибо видел так много обмана и зла, совершаемых под покровом посольств, что не могу это обойти молчанием.

История с браком герцога Гиенского и дочери герцога Бургундского, о чем я выше говорил, дошла до того, что уже было дано какое-то устное обещание и какое-то письменное. Но то же самое, как я видел, было сделано и в отношении герцога Калабрийского и Лотарингского Никола [154], единственного сына герцога Жана Калабрийского, о котором я ранее говорил, и герцога Савойского Филиберта, ныне покойного[155]

, и герцога Австрийского Максимилиана, единственного сына императора Фридриха, ныне Римского короля [156]. Последний получил письмо, написанное рукой дочери по приказу отца, герцога Бургундского, и бриллиант. Все эти обещания были даны на протяжении менее чем трех лет; и я уверен, что при его жизни ни один брак не был бы заключен, по крайней мере с его согласия. Но герцог Максимилиан, впоследствии Римский король, воспользовался полученным обещанием, и я позднее скажу, каким образом. Я рассказываю все это не для того, чтобы возлагать вину на тех, о ком говорю; я лишь излагаю события, как я их наблюдал. И делаю это в надежде, что не глупцы и простаки будут развлекаться чтением этих воспоминаний, но что государи и придворные станут искать в них добрые уроки.

Во время переговоров об этом браке постоянно обсуждались и новые замыслы против короля. У герцога Бургундского бывали сеньоры д’Юрфе и Понсе де Ривьер и некоторые другие менее значительные лица, которые приезжали от герцога Гиенского; бывал аббат Бегар, впоследствии епископ Сен-Поль-де-Леон, который приезжал от герцога Бретонского, дабы указать герцогу Бургундскому на то, как король обрабатывал людей из окружения герцога Гиенского, чтобы склонить их на свою сторону – одних лаской, других силой. Король уже приказал захватить одно местечко, принадлежавшее монсеньору д’Эстиссаку, служившему герцогу Гиенскому, и предпринял некототорые другие действия. Он схватил кое-кого из слуг его дома, из чего можно было заключить, что он намерен вернуть себе Гиень, как в свое время вернул Нормандию после того, как передал ее ему в удел, о чем Вы уже слышали.

Герцог Бургундский часто посылал к королю людей по этому поводу, король же отвечал, что это герцог Гиенский, его брат, желает расширить свои границы и плетет интриги, а он сам посягать на удел своего брата не думает.