Читаем Мемуары полностью

Вздумай я повторять здесь доводы, какие я привел, оспаривая это мнение, я уверен — я наскучил бы вам, ибо они были все те же, что, помнится, я приводил вам уже не раз. Герцог Буйонский, потеряв Веймарскую армию и потому понимая, что не имеет более веса достаточного, чтобы добиться значительных выгод от двора, не боялся уже полностью связать себя с Испанией и оставался глух к тому, что я говорил. Я, однако, склонил на свою сторону г-на де Бофора и де Ла Мота, довольно скоро убедив их, что им не занять достойного места в партии, которая через две недели в каждом шаге и движении своем будет зависеть от испанского правительства. Ла Мот без труда согласился с моим мнением, но, зная, что дон Франсиско Писарро накануне выехал к герцогу де Лонгвилю, с которым маршал связан был близкой дружбой, он уклонился от определенного ответа. Герцог де Бофор не колебался, хотя по многим признакам я заметил, что он наслушался наставлений г-жи де Монбазон, чьи выражения я узнавал в его затверженных речах. Герцог Буйонский был сильно смущен. «Но если бы даже мы, как вы недавно предлагали, успели вовлечь в дело Парламент, а Веймарская армия, которую не удержало бы наше содружество с магистратами, все равно предала бы нас, разве мы не оказались бы тогда в том же положении, что и нынче? — с волнением заметил он. — И, однако, в этом случае вы полагали продолжать военные действия с помощью наших войск, войск герцога де Лонгвиля и тех, что набирают для нас сейчас во всех провинциях королевства». — «Прибавьте к этому, сударь, — возразил я, — и с помощью парижского Парламента, который высказался бы в пользу общего мира и связал бы себя с нами словом; тот самый Парламент, который не захочет поддержать нас теперь, когда у нас нет виконта де Тюренна, будь он уже связан словом, продолжал бы нас поддерживать и без него, — тогда мы могли бы столь же безусловно на него рассчитывать, сколь в настоящую минуту безусловно не можем на него положиться. Корпорации, если они уже зашли достаточно далеко, всегда продолжают двигаться вперед; если они уже решились, можно не опасаться их отступления. Предложение заключить общий мир, сделанное в ту минуту, когда г-н де Тюренн объявил себя нашим союзником, на мой взгляд, могло заставить магистратов решиться — мы упустили эту минуту; я убежден, что теперь с ними ничего поделать нельзя. Более того, — прибавил я, обращаясь к герцогу Буйонскому, — я уверен, что и вы, сударь, убеждены в этом, как и я. Разница между нами состоит лишь в том, что вы полагаете, будто мы можем поддержать дело руками народа, я же считаю, что этого делать не должно, — давний этот вопрос уже не раз подвергался обсуждению».

Герцог Буйонский, который отнюдь не желал снова возвращаться к опасному предмету, ибо уже в двух или трех случаях чистосердечно признал мою правоту в этом деле, поспешил переменить разговор. «Не будем пререкаться, — сказал он. — Положимте, что в этих обстоятельствах нам не следует прибегать к народу, как нам в таком случае быть? Что вы советуете?» — «Мой совет будет странным и необычным, — ответил я, — вот он: я изложу его в двух словах, объяснив сначала, на чем я его основываю. Мы не можем помешать заключению мира, не уничтожив Парламент руками народа, мы не можем продолжать войну руками народа, не попав в зависимость от Испании; мы не можем заключить мир с Сен-Жерменом, не согласившись оставить Мазарини министром, а при таком министре мы не можем полагать себя в безопасности». Герцог Буйонский, который с наружностью быка сочетал прозорливость орла, не дал мне закончить. «Понимаю, — сказал он, — вы намерены предоставить совершиться миру, однако при том не хотите в нем участвовать». — «Я хочу большего, — ответил я, — ибо намерен противоборствовать ему, но лишь своими силами и силами тех, кто отважится на этот поступок». — «Понимаю и это, — подхватил герцог Буйонский, — мысль ваша благородна и прекрасна, и к тому же она вам выгодна, быть может, она выгодна также и герцогу де Бофору, но она выгодна лишь вам двоим». — «Если бы она была выгодна лишь нам двоим, — возразил я ему, — я скорее откусил бы себе язык, нежели стал ее предлагать. Но она выгодна вам более, чем кому бы то ни было, если вам угодно будет сыграть ту же роль, какую возьмем на себя мы; но даже если, по-вашему, она вам не подходит, вам все равно не помешает роль, нами сыгранная, ибо вы можете извлечь из нее большую пользу. Изъяснюсь подробнее.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее