Мемуары

В Парламенте оглашена и зарегистрирована была декларация, которою поименованным лицам в течение двух недель предписывалось предстать пред лицом Короля, в противном случае они объявлялись виновными в нарушении общественного спокойствия и в оскорблении Величества. В ту же пору Король предпринял поездку по Нормандии, ибо опасались, как бы г-жа де Лонгвиль, которая принята была в замке Дьеппа приближенным своего мужа Монтиньи, и наместник его в Пон-де-л'Арше — Шамбуа не подняли там мятежа; Бёврон, который располагал старой руанской крепостью, и Ла Круазетт, командовавший гарнизоном в Кане, уже объявили о своей верности Королю. Все склонилось перед двором. Герцогиня де Лонгвиль морем бежала в Голландию и оттуда устремилась в Аррас, чтобы выведать намерения старого Ла Тура, получавшего пенсион от ее супруга; предложив ей располагать его жизнью, Ла Тур отказался предоставить в ее распоряжение крепость. Она направилась в Стене, где к ней присоединился г-н де Тюренн со всеми друзьями и приближенными принцев, которых ему удалось собрать после своего отъезда из Парижа. Ла Бешерель овладел крепостью Дамвилье, где когда-то был наместником Короля, взбунтовав гарнизон против шевалье де Ларошфуко, начальствовавшего им в отсутствие брата. Маршал де Ла Ферте без единого выстрела овладел Клермоном. Жители Музона прогнали губернатора, графа де Гранпре, который предложил им выступить в защиту принцев. Король, возвратившись из Нормандии, отправил в Бургундию и назначил губернатором ее герцога Вандомского вместо принца де Конде, а в Нормандию — графа д'Аркура вместо герцога де Лонгвиля. Крепость Дижон сдалась герцогу Вандомскому. Бельгард, защищаемый Таванном, Бутвилем ²⁵³

и Сен-Мико, оказал недолгое сопротивление Королю, который возвратился из Нормандии и Бургундии в Париж, увенчанный лаврами. Благоухание их слишком вскружило голову Кардиналу, и по возвращении он показался всем куда более самоуверенным, нежели перед своим отъездом. Вот каково было первое тому свидетельство. В отсутствие Короля вдовствующая принцесса де Конде явилась в Париж и обратилась с ходатайством в Парламент, прося корпорацию взять ее под защиту, дабы ей позволено было находиться в Париже и воззвать к правосудию, протестуя против неправедного ареста ее детей. Парламент распорядился, чтобы Принцесса оставалась в конторе советника Счетной палаты Ла Гранжа, помещавшейся во дворе Дворца Правосудия, пока пошлют к герцогу Орлеанскому — просить его пожаловать в палату. Герцог Орлеанский ответил посланцам, что, поскольку Король повелел Принцессе отправиться в Бурж, — а она и в самом деле за несколько дней до этого получила такой приказ, — ему не пристало являться в Парламент обсуждать дело, в котором надлежит просто повиноваться воле Монарха. Месьё добавил, что желал бы в пять часов видеть у себя Первого президента. Тот явился к герцогу Орлеанскому и объяснил Месьё, что ему необходимо прибыть назавтра во Дворец Правосудия, дабы своим присутствием подавить в зародыше дело, которое может разрастись, ибо горе высокородной Принцессы внушает естественное сострадание, а ненависть к Кардиналу отнюдь не утихла. Месьё уступил. У входа в Большую палату его встретила вдовствующая Принцесса, которая бросилась ему в ноги. Она умоляла о заступничестве герцога де Бофора, она напомнила мне, что имеет честь состоять со мной в родстве

²⁵⁴

. Г-н де Бофор совершенно смешался, я едва не сгорел со стыда. Герцог Орлеанский объявил Парламенту, что принцессе де Конде приказано было покинуть Шантийи, потому что у одного из ее ливрейных лакеев обнаружили письма, адресованные командующему в Сомюре; он не может допустить пребывания ее в Париже, ибо она явилась сюда против воли Короля; она должна покинуть город, дабы доказать свое послушание и заслужить милость Государя, который возвратится через два-три дня и, быть может, примет во внимание ее жалобы на слабое здоровье. Принцесса выехала из Парижа в тот же вечер и остановилась на ночлег в Берни, но Король, возвратившийся день или два спустя, потребовал, чтобы она отправилась в Валери. Однако болезнь задержала ее в Ажервиле.