Читаем Мемуары полностью

В тот самый день, когда герцогиня де Шеврёз подарила Ле Телье этой дружеской откровенностью, она подарила меня другою, удивив меня не менее, чем был удивлен тот. Она отвела меня в самую дальнюю комнату нижних покоев Отеля Шеврёз, заперла за нами дверь и спросила меня — истинный ли я ей друг. Вы, без сомнения, думаете, что за этим последовали объяснения, — ничуть не бывало. Она просто самым нежным тоном стала умолять меня, чтобы не вышло беды, я, мол, сам знаю, какой, — я должен понять, в какое ужасное затруднение это нас всех поставит. Я уверил ее в своей осторожности; она потребовала, чтобы я поручился ей в этом своим словом и добавила в сердцах: «Лег иногда просто несносен». Эти слова матери в соединении с наставлениями, которыми Лег с брюзжанием отчима от времени до времени докучал дочери, и со слишком тесной дружбой, какую, по моим наблюдениям, он завязал с Ле Телье, принудили меня собрать совет в кабинете г-жи де Род, где мы с ней и с мадемуазель де Шеврёз решили дать ее матери другого любовника. В том, что это возможно, сомнений у нас не было. В числе соискателей назван был Аквиль, который в эту пору стал завсегдатаем Отеля Шеврёз, а со мною незадолго до этого возобновил старую дружбу. Он уверял впоследствии, что не взялся бы за эту роль — поверим ему на слово. Я не торопил исполнение замысла, потому что не мог заставить себя содействовать отставке другого. Мне пришлось в этом раскаяться, но мне не впервой было убедиться, что мы частенько расплачиваемся за свою доброту.

В тот день, когда принцы доставлены были в Маркусси, в дом г-на д'Антрага, расположенный в шести лье от Парижа, куда можно было нагрянуть во всякую минуту, но куда испанцам преграждали путь две реки, президент де Бельевр имел решительный разговор с хранителем печати и в официальных выражениях объявил ему, что, если тот будет продолжать вести себя со мною так, как начал, он принужден будет, как человек честный, гласно объявить всю правду. «Принцев нет уже более в виду Парижа, — грубо ответил ему хранитель печати, — отныне коадъютору придется сбавить тон». Вы скоро увидите, что я недаром запомнил эти слова. Но пора, однако, возвратиться к Парламенту.

Вернувшийся из поездки ко двору и в Бордо, Дю Кудре-Монпансье, — его послал туда герцог Орлеанский сообщить условия, о которых я рассказал вам выше и которые были подсказаны герцогу Ле Телье, — привез сведения не более утешительные, нежели посланцы парижского Парламента. На ассамблее всех палат он доложил о своих переговорах в Бордо и при дворе; то есть о том, что он, Кудре-Монпансье, прибыв в Либурн, где находился Король, послал двух трубачей и двух нарочных в Бордо с предложением прекратить военные действия на десять дней; так как восемь из этих десяти дней истекли прежде, нежели он сам смог прибыть в Бордо за ответом, бордоский парламент изъявил желание, чтобы началом перемирия считать день, когда Кудре-Монпансье вновь возвратится в Бордо из поездки в Либурн, дабы по их просьбе получить согласие Короля на эту отсрочку; сочтя эту просьбу справедливой, он выехал из города, чтобы передать ее двору, но на полпути получил приказ Короля отослать назад сопровождающих его лиц и барабанщика герцога Буйонского, а на другой день, когда он сам и представители города ожидали благоприятного ответа, они увидели на горе Сенон маршала Ла Мейере, который, рассчитывая захватить их врасплох, атаковал Ла-Бастид, откуда был отброшен. Таков был отчет Дю Кудре-Монпансье. Не знаю, по какой причине он не произвел потрясения в умах в тот день, когда Дю Кудре-Монпансье огласил его на ассамблее, — потому ли, что еще накануне вечером у Месьё мы постарались смягчить его как могли, потому ли, что благоприятное расположение звезд в иные дни умиротворяет целые корпорации, ибо в этот день ей должно бы пылать гневом, а я никогда еще не видел ее столь сдержанной. Кардинала почти не упоминали и без всяких споров приняли предложение Месьё, составленное накануне в сговоре с Ле Телье, — послать двух представителей Парламента и Дю Кудре-Монпансье в Бордо, дабы в последний раз спросить тамошний парламент, желает он мира или нет, и даже предложить двум бордоским депутатам сопровождать туда своих парижских собратьев.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее