Читаем Мемуары полностью

Я всегда склонен был служить принцу де Конде, к которому всю мою жизнь питал почтение и любовь особенные, но признаюсь вам: даже если бы меня не влекло к нему душевное расположение, меня привело бы в его стан благородное и умелое поведение принцессы Пфальцской. Вот уже два часа я восхищался ею — теперь я начинал ее любить, ибо, открыв мне причины своего поступка, она явила столько же сердечной доброты, сколько явила ума, сумев убедить меня в своей правоте. Видя, что я плачу ей той же откровенностью и не только поведал ей правду обо всех наших действиях, но и не скрываю наших побуждений, она отложила в сторону перо, которым писала памятную записку, чтобы обрисовать мне положение в своей партии; она сказала, что Первый президент хочет и по собственной своей склонности, и в особенности потому, что таково желание Шамплатрё, чтобы Принц получил свободу, но он уповает на то, что ее дарует Принцу двор, и ни в коем случае не желал бы, чтобы она куплена была ценой гражданской войны; маршал де Грамон более всех во Франции мечтает об освобождении Принца, но как никто другой способен лишь еще укрепить его оковы, ибо двору всегда удастся его обмануть; г-жа де Монбазон каждый день сулит принцам поддержку герцога де Бофора, но слову ее не придают веры, а влияние не ставят ни во что. Арно и Виоль в интересах своекорыстных хотят, чтобы Принца освободил двор, и надеются при этом только на самих себя. Круасси убежден, что добиться чего бы то ни было можно лишь при моей поддержке, но он так необуздан, что еще не время говорить с ним начистоту; герцог Немурский всего лишь красивая кукла; единственный, с кем она будет откровенна и через кого будет сообщаться со мной, — это Монтрёй, о котором мне уже пришлось упоминать. Тут принцесса снова взялась за отложенную записку. Вы уже знаете первый ее пункт. Второй гласил, что когда мы посчитаем нужным, для того ли, чтобы помешать сторонникам принцев слишком поспешно устремиться навстречу Мазарини (а это часто случалось с ними, стоило ему хотя вскользь намекнуть, что он склонен освободить принцев), или для другой возможной цели, словом, когда мы посчитаем нужным вывести на сцену Фронду, мы начнем с г-жи де Монбазон; она будет столь уверена, будто это она вовлекла в дело герцога де Бофора, хотя я приготовлю его заранее, что, если Кардинал проведает об этом, — а он непременно проведает о том, что творится в партии принцев, которую раздирают интересы и чувства столь противоречивые, — он вообразит, будто во Фронде началась разногласица; тогда известие о союзе фрондеров с принцами не испугает его, а только еще придаст ему смелости. Третий пункт гласил, что принцесса никому не откроет правды обо мне, пока не почувствует, что участники ее партии готовы принять то, о чем их намерены уведомить. Вслед за тем мы поклялись друг другу действовать в полном и совершенном согласии и неукоснительно сдержали слово.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее