Читаем Мемуары полностью

Вот какой совет дал я Месьё, вот что я, уходя, написал на листке бумаги, вот что он вручил Мадам, которую приводили в отчаяние обещания, данные Месьё принцу де Конде, вот что Месьё одобрил всей душой и что, однако, не решился сделать, ибо, уверенный, как я уже говорил, что Принц примирится с двором, он посулил ему (полагая, будто в этих обстоятельствах ничем не рискует) вкупе с ним ополчиться против министров. Он признался в этом своей супруге, открыв ей подробности, о каких не рассказал даже мне, и согласия от него я добился только на одно: он даст слово Королеве не пожалеть усилий, чтобы помешать Принцу довести до конца замысел против трех поименованных выше лиц; если же Месьё в этом не преуспеет и принужден будет сам ополчиться против них, он в то же время объявит Принцу, что это в последний раз, и, буде Королева не отступит от своих слов касательно отставки Кардинала, он более никогда не поддержит ее противников. Мадам, которая любила Ле Телье и в силу этого, как и по многим другим причинам, была крайне раздосадована, что Месьё не захотел поступить решительнее, вырвала у него обещание назавтра сказаться больным, ибо она надеялась таким образом отсрочить ассамблею, а самой выиграть время, чтобы добиться от Месьё более положительного ответа. Едва заручившись его согласием, она дала знать о нем Королеве, сообщив ей в то же время, что я творю чудеса, чтобы услужить Ее Величеству. Свидетельство Мадам, принятое весьма благосклонно, ибо оно пришлось на ту пору, когда Королева была весьма довольна герцогиней Орлеанской, а это случалось далеко не часто, значительно облегчило мое посольство. Вечером я отправился к Королеве, которая встретила меня с выражением чрезвычайно приветливым; оно не омрачилось даже тогда, когда я объявил ей, что навряд ли удастся помешать Месьё поддержать принца де Конде в его действиях против министров, да и сам я должен буду выступить против них, если вопрос будет обсуждаться в Парламенте, — из этого я заключил, что Королева мною довольна. Вам, должно быть, уже так наскучили бесконечные пересказы давних бесед, что я не стану подробно излагать этот разговор, оказавшийся довольно долгим, и упомяну лишь о решении, к какому мы пришли в конце: я употреблю все силы для того, чтобы Месьё сдержал данное мною Королеве от его имени обещание сделать все возможное, дабы Принц положил гнев на милость в отношении трех упомянутых лиц; в случае если Месьё потерпит неудачу и сам вынужден будет по этой причине нападать на них, да и мне по тем же соображениям придется присоединить к нему свой голос, я скажу Месьё, что, вздумай принц де Конде в будущем объявить еще новые требования, я их более не поддержу, хотя бы сам Месьё и поддался уговорам Принца. Я долго противился этому последнему условию: правду сказать, оно слишком меня обязывало и к тому же, на мой взгляд, было в высшей степени неприличным, ибо смешивало и, так сказать, уравнивало мои обязательства с обязательствами членов королевской семьи. Пришлось, однако, уступить; мне не составило труда убедить Месьё принять его; он был счастлив, что ему нет надобности порывать с принцем де Конде и сама Королева на то согласна, и потому готов был на все, могущее облегчить этот договор. Я расскажу вам, что из этого проистекло, но сначала позволю себе обратить ваше внимание на два обстоятельства, касающиеся последней беседы моей с Королевой.

Говоря с ней о Ле Телье, Сервьене и Лионне, мне случилось назвать их тремя министрами. «Скажите лучше — два, — с раздражением заметила она. — Разве предатель Лионн достоин имени министра? Это жалкий секретаришка господина Кардинала. Впрочем, поскольку он уже дважды предал своего господина, он в один прекрасный день может сделаться государственным секретарем». Замечание любопытное, беря во внимание дальнейшую судьбу Лионна 373

.

Во-вторых, когда я пообещал Королеве, что не стану мириться с принцем де Конде, даже если Месьё с ним примирится, и прибавил, что завтра же сам объявлю об этом Месьё, она не просто сказала, а едва ли не воскликнула: «То-то удивится Ле Телье!» Она тотчас же осеклась, и, несмотря на все мои старания выведать, что она имела в виду, я ничего не добился. Возвращаюсь к Месьё.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес