Первый президент довольно долго убеждал Месьё не пожалеть еще усилий ради примирения. Месьё не соглашался, вначале просто в силу свойственного людям обыкновения заставлять себя просить даже о том, чего они сами желают, а потом отказался наотрез под предлогом, будто нет никакой надежды на успех, а на деле потому, как он сам признался мне в тот же день, что боялся не угодить принцу де Конти, или, лучше сказать, всей молодежи, которая с криками требовала издать постановление против остатков мазаринизма. Первому президенту пришлось уступить. Пригласили магистратов от короны объявить их мнение насчет требования принца де Конде. В этот день в Парламенте заметна была сильная враждебность к трем министрам, и все искусство Первого президента в соединении со сдержанностью Месьё, который отнюдь не выказывал к ним неприязни, привели лишь к тому, что обсуждение перенесли на завтра; однако постановлено было в тот же день доставить письмо Принца Королеве. Парламент просил также Месьё продолжать стараться о примирении. Видя волнение палат, усугубленное к тому же сильнейшим волнением в зале Дворца Правосудия, Месьё поздравил себя с тем, что не послушал моего совета и не стал противиться требованию Принца удалить министров. По выходе из Дворца он стал даже как бы подтрунивать надо мной, но я в ответ просил его позволить мне защитить себя завтра в этом же часу. После обеда Месьё отправился в сад Рамбуйе 374
, где назначил свидание принцу де Конде, и они долго беседовали там, прогуливаясь по аллеям. Вечером Месьё сказал мне, что пустил в ход все доводы, чтобы убедить Принца не упорствовать в своем требовании убрать министров; он сказал это и Мадам, которая вполне ему поверила. Я и сам верю в это, ибо, без сомнения, Месьё более всего боялся возвращения принца де Конде ко двору, а он был уверен, что Принц не вернется, покуда господа министры останутся при дворе. Королева сказала мне на другой день, что знает из верных рук, будто Месьё защищал ее очень вяло. «Как если бы у него в руке была шпага», — заметила она. Не может быть, чтобы в разговорах, какие впоследствии я имел с принцем де Конде, я не расспросил его об этой его беседе с Месьё, но, признаюсь вам, я совершенно запамятовал, что он ответил на мои расспросы. Несомненно одно — готовность, с какою Месьё согласился, чтобы вопрос о трех министрах подвергся разбору, внушила Королеве уверенность, что он ее обманывает; в тот день, а назавтра в особенности, она заподозрила в этой игре и меня. Вы увидите из дальнейшего, что в этом несправедливом подозрении она оставалась недолго.