Кардинал Мазарини прибыл ко двору 448
, где ему оказали прием, вообразить который вам не составит труда. Его ждал там Ле Телье, которого господа де Шатонёф и де Вильруа уже призвали обратно для неизвестной мне цели — ее в ту пору усердно скрывали, и подробностей я не припомню. Кардинал уговорил Короля выступить по дороге в Сомюр, хотя многие советовали идти в Гиень, чтобы разделаться с принцем де Конде 449. Но Мазарини предпочел сначала разбить герцога де Рогана, который, будучи комендантом Анже, предался принцам вместе с городом и крепостью. Анже, осажденный Ла Мейере и д'Окенкуром, продержался недолго, и потери под ним были невелики. Ле-Пон-де-Се, где войсками принцев командовал Бово, был сразу, почти без сопротивления, захвачен де Наваем и де Брольо. Король, выехав из Сомюра, отправился в Тур. где архиепископ Руанский снискал первые знаки королевской милости 450, принеся от имени явившихся ко двору епископов жалобу Государю на постановления, принятые Парламентом против кардинала Мазарини. Затем Их Величества отправились в Блуа, где к ним присоединился Сервьен. Маршал д'Окенкур прибыл туда со своей армией, которая, не получая платы, учиняла злодейские грабежи 451. Мы еще поговорим о ее передвижении, но сначала я расскажу вам о событиях в Париже.Я уверен, что наскучил бы вам, вздумай я подробно описывать то, что обсуждалось в Парламенте на ассамблее палат с 25 января по 15 февраля. Пожалуй, лишь одно или два заседания посвящены были не только указам о возмещении сумм, назначенных для оплаты муниципальной ренты — двор по похвальному своему обыкновению сегодня конфисковал их, чтобы посеять смятение в Париже, а назавтра возвращал из страха, как бы смятение не зашло слишком далеко. Самым примечательным событием было в ту пору постановление, изданное Большой палатой по предложению генерального прокурора и запрещавшее кому бы то ни было вербовать войска, не имея на то распоряжения Короля. Судите сами, можно ли сочетать его с семью или восемью актами, о которых вы читали выше.
Пятнадцатого февраля Парламент и муниципалитет получили два именных указа, которыми Король, уведомляя их о возмущении герцога де Рогана и о наступлении испанских войск, приведенных герцогом Немурским, напоминал о бедствиях, какие это влечет за собой, и призывал их к послушанию. После чтения королевских писем слово взял Месьё. Он объяснил, что герцог де Роган стал во главе защитников города и крепости Анже только лишь во исполнение парламентских актов, предписывавших всем комендантам крепостей сопротивляться Кардиналу; Буалев, королевский наместник в Анже и рьяный сторонник первого министра, был уже совершенно готов действовать в этой крепости; таким образом герцог де Роган принужден был упредить Буалева и даже арестовать его; он, Месьё, не понимает, как можно примирить между собой поступки, каждый день совершаемые Парламентом: ассамблея палат издала одно за другим семь или восемь постановлений, призывающих губернаторов провинций и городов выступить против Кардинала, а всего лишь два дня тому назад, по ходатайству брата Буалева, епископа Авраншского, Палата по уголовным делам осудила герцога де Рогана, виновного лишь в том, что он подчинился решениям ассамблеи палат; Большая палата только что объявила запрет вербовать войска без приказания Короля, хотя он никак не совместен с просьбой, с какой Парламент в полном составе обращался — и притом не однажды — к нему, герцогу Орлеанскому, дабы он употребил все силы для изгнания Кардинала; вдобавок Месьё должен уведомить Парламент, что ни один из названных актов еще не послан в бальяжи и парламенты, вопреки тому, что было постановлено. Месьё присовокупил, что г-н Данвиль явился к нему от имени Короля, предлагая любые условия, если он согласится на возвращение Кардинала, но он ни за что на свете не согласится на это, как и на то, чтобы действовать противно воле Парламента, и так далее, и так далее.
Президенты Ле Байёль и де Новион решительно объявили, что постановления Большой палаты и Палаты по уголовным делам, вызвавшие нарекания Месьё, совершенно законны, ибо голосовали за них члены корпорации в должном составе. Довод этот, не имеющий, как вы понимаете сами, никакого отношения к предмету, удовлетворил, однако, большую часть старцев, погрязших или, лучше сказать, закостеневших в крючкотворстве. Молодежь, подогретая Месьё, возроптала и принудила Ле Байёля предложить обсудить вопрос. Однако генеральный адвокат Талон хитроумно уклонился от объяснений насчет двух постановлений Большой палаты и Палаты по уголовным делам, отвлекши присутствующих весьма понравившейся им гневной речью против епископа Авраншского, ненавистного всем подлой своей жизнью и рабской приверженностью Кардиналу. Придравшись к случаю, Талон осмеял епископов, злоупотребляющих правом отлучаться из своей епархии, против коего права и впрямь добился свирепого приговора; в заключение он предложил запретить мэрам и городским эшевенам, а также комендантам крепостей пропускать испанские войска, ведомые герцогом Немурским.