Магистраты от короны, которым дали слово тотчас после оглашения этих бумаг, гневно обличив Кардинала, предложили сделать Королю новые представления, дабы изъяснить невозможность для Парламента зарегистрировать декларацию, которая, в нарушение всех правил и форм, подвергает новой юридической процедуре, могущей повлечь за собой множество возражений и придирок, декларацию самую неоспоримую и запечатленную самым полным изъявлением королевской воли; такая декларация может быть отменена лишь столь же торжественной и обладающей той же силой декларацией. Депутатам, прибавили они, надлежит принести Его Величеству жалобу на то, что им не дали прочесть ремонстрации в его присутствии; им должно упирать на это обстоятельство, а также на то, что материалы дознания, которых требует двор, не могут быть ему присланы; магистраты от короны предложили также внести в реестры все происшедшее в тот день в Парламенте и копию послать хранителю печати. Мнение это с отменной силой красноречия объявил г-н Талон. Вслед за тем начались прения, которые за отсутствием времени перенесены были на следующий день, 13 апреля. Постановление, не вызвавшее никаких споров, в точности повторило предложения Талона; к нему прибавлено было только, что речи герцога Орлеанского и принца де Конде будут представлены Королю депутацией Парламента, а ремонстрации и протокол посланы всем верховным палатам Парижа и всем французским парламентам, дабы они также отрядили свои депутации Королю; в Ратуше немедля созвана будет генеральная ассамблея 483
, на которую приглашены пожаловать герцог Орлеанский и принц де Конде, дабы повторить то, что они объявили Парламенту; а тем временем декларация Короля против кардинала Мазарини и все принятые против первого министра постановления будут приведены в действие.Ассамблеи палат, состоявшиеся 15, 17 и 18 апреля, почти полностью употреблены были на обсуждение трудностей, связанных с устроением генеральной ассамблеи в Ратуше: спорили, например, о том, должно ли Месьё и Принцу присутствовать на прениях в Ратуше или, произнеся свои речи, им должно удалиться, и может ли Парламент приказать созвать ассамблею муниципалитета, или ему следует лишь предложить купеческому старшине и другим муниципальным чинам, а также самым видным горожанам каждого квартала собраться на ассамблею.
Девятнадцатого числа состоялась эта ассамблея, на которой присутствовали шестнадцать представителей Парламента. Герцог Орлеанский и принц де Конде повторили на ней слово в слово то, что они уже сказали в Парламенте; когда они удалились, королевский прокурор муниципалитета 484
предложил подать Королю в письменном виде всеподданнейшие ремонстрации против кардинала Мазарини; президент Счетной палаты, старейший из муниципальных советников, Обри, объявил, что начинать прения уже поздно и ассамблею придется перенести на завтра. Он поступил правильно во всех отношениях, ибо пробило уже семь часов, а он был в сговоре с двором.Двадцатого апреля Месьё и принц де Конде явились в Парламент, и Месьё объявил палатам, что ему стало известно: губернатор Парижа маршал де Л'Опиталь и купеческий старшина получили именной указ Короля, которым возбраняется продолжать муниципальную ассамблею; письмо это — бумажка, состряпанная Мазарини, и он, Месьё, просит палаты тотчас послать за купеческим старшиной и эшевенами и предложить им не принимать ее во внимание. Посылать за ними не пришлось: они сами явились в Большую палату сообщить о полученном указе и в то же время уведомить Парламент, что они назначили собрание городского Совета, дабы решить, как им следует быть. Попросив их удалиться, обменялись мнениями, а затем, пригласив их снова, объявили, что палаты не возражают против созыва муниципального Совета, ибо созыв этот не противоречит установлениям и обычаям; однако палаты ставят их в известность: генеральная ассамблея, созванная для обсуждения дел такой важности, не должна и не может быть остановлена простым именным указом. Затем оглашено было письмо, которое надлежало разослать всем парламентам королевства; оно было кратким, но составлено в сильных, решительных и энергических выражениях.