Читаем Мемуары полностью

Двадцать второго числа того же месяца все президенты Счетной палаты, исключая первого 490

, не явились на заседание палаты, не помню уж под каким предлогом, но он сочтен был в ту пору неубедительным. Тогда же советник Счетной палаты Перрошель объявил прямо в лицо принцам, что должно принять постановление, возбраняющее вербовать войска без соизволения Короля; в тот же день Первый президент Палаты косвенных сборов, Амело, напрямик объявил принцу де Конде, что он удивлен, видя в креслах, украшенных королевскими лилиями, принца, который, одержав столько побед над врагами государства, стакнулся с ними, и так далее. Я привожу вам эти случаи лишь для примера. Подобные происшествия случались каждый день, и каждое из них, каким бы маловажным ни казалось оно в первую минуту, непременно оставляло в умах впечатления того рода, что сразу не заметны, но обнаруживают себя впоследствии. Осторожность предписывает главе партии сносить то, на что ему должно закрывать глаза, но ему не следует закрывать глаза на то, что пестует в корпорациях и в отдельных лицах навык к сопротивлению. Однако ни Месьё, в силу своего нрава, а также из-за недоверия к принцу де Конде боявшийся кому-нибудь не угодить, ни принц де Конде, лишь поневоле оказавшийся мятежником, не прилагали должного усердия, чтобы постигнуть основы науки, в которой, по словам адмирала Колиньи, быть слишком сведущим не дано никому. Тот и другой предоставили отдельным лицам выражать свое мнение не только свободно, но и разнузданно. Во всех описанных мной случаях они полагали, что им довольно поддержки большинства голосов; этого и впрямь было бы довольно, когда бы речь шла о простом судебном процессе. Они не поняли вовремя, что есть граница между свободою и разнузданностью в выражении мнений; они не осознали, что твердое, поучительное и исполненное решимости слово, сказанное к месту в одну из тех минут, что иной раз сами по себе решают дело, способно установить эту границу, не взывая к насилию; таким образом они все время допускали, чтобы в Париже ощутим был дух противной партии, который всегда сгущается, когда он колеблем вихрями, вздымаемыми королевской властью.

Если бы Месьё и принц де Конде пожелали выслать из Парижа, пусть даже со всею учтивостью, хотя бы самого ничтожного из тех, кто в этих случаях оказал им непочтение, сами магистраты одобрили бы такие меры в отношении своих сочленов. Палата косвенных сборов публично осудила слова, сказанные президентом Амело принцу де Конде. Пожелай этого Принц, она проголосовала бы за удаление Амело; в тот самый день она еще принесла бы Принцу благодарность, а назавтра трепетала бы перед ним. Залог успеха во время великих возмущений в том и состоит, чтобы держать людей в повиновении с помощью страха, вызванного в них тем, чему сами они способствовали. Такого рода страх обыкновенно наиболее действенен, а недовольство вызывает наименьшее. Вы увидите, к чему привела противоположная политика. А породил эту политику переговорный зуд (так называл его старик Сен-Жермен), который, правду говоря, был в партии принца де Конде повальной болезнью.

Г-н де Шавиньи, с младых ногтей взращенный в правительственных кабинетах, мечтал возвратиться туда, чего бы это ни стоило. Г-н де Роган, который, правду сказать, ловок был только в танцах, воображал, будто может быть ловким царедворцем. Гула желал лишь того, чего желал Шавиньи, — вот вам натуры, весьма склонные заводить переговоры. Принц де Конде по своему характеру, воспитанию и по своим правилам был из всех, кого мне приходилось знавать, самым ярым противником междоусобицы; Месьё, в душе которого над всеми чувствами преобладали страх и недоверие, скорее всех, кого мне приходилось встречать, способен был угодить в любую ловушку, ибо страшился их всех. В этом он походил на зайца. Вот вам характеры, весьма расположенные внимать предложениям о переговорах.

Сила кардинала Мазарини как раз и состояла в умении плести невнятицу, намекать, обольщать надеждой, бросать приманку и тут же ее отнимать, изъяснять свою мысль и тут же ее запутывать. Вот склад ума, воистину созданный, чтобы извлекать пользу из призраков, которыми корона, не скупясь, тешит противника, когда ей надо склонить его к переговорам. Мазарини и в самом деле всех склонил к ним, и эти переговоры и были отчасти причиною, породившею, как я вам уже сказал, политику, выше мною описанную, ибо они обманывали всех ложными надеждами на примирение; они же, так сказать, довершили свое пагубное и развращающее на нее влияние, придав храбрости тем лицам в муниципалитете и в Парламенте, кто держал сторону двора, и отняв ее у тех, кто был искренним сторонником партии. Я расскажу вам об этом, но сначала мы поговорим о действиях обеих враждующих армий, а также о тех действиях, какие, против моего желания и решения, пришлось в этих обстоятельствах предпринять мне самому.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее