Мемуары

Намерение мое принудило меня завязать, хотя и с большой неохотой, некоторые сношения с аббатом Фуке. Я говорю — с большой неохотой, ибо немногие рассуждения этого человека, слышанные мной в доме г-жи де Гемене, где он встречался с некой мадемуазель де Менессен, своей родственницей, не внушили мне расположения к его особе. Он был в ту пору совсем молод, но уже тогда отличался какой-то вздорной запальчивостью, мне несносной. Я встретился с ним два-три раза под вечер у Ле Февра де Ла Барра, сына купеческого старшины и приятеля Фуке, под предлогом того, что желал бы посоветоваться с ним, как лучше помешать проискам принца де Конде, задумавшего подчинить своей власти народ. Сношения наши длились недолго: во-первых, я сразу же выведал все, что мне было необходимо, во-вторых, ему скоро надоели бесплодные разговоры. Он желал, чтобы я немедля сделался безусловным мазаринистом, вроде него самого, не признавая, что в таком деле нужна осмотрительность. Вполне возможно, что с тех пор он поумнел, но, поверьте, в ту пору он рассуждал как мальчишка, только что выпущенный из Наваррского коллежа ⁴⁹³

. Как видно, это его свойство не повредило ему в глазах мадемуазель де Шеврёз, в которую он влюбился и которая влюбилась в него. Малютка де Руа, прехорошенькая немочка, у нее служившая, сообщила мне об этом. Я довольно легко утешился в измене госпожи с наперсницей, выбор которой, сказать вам правду, ничуть меня не унизил. Я, однако, позволял себе кое-какие колкости насчет аббата Фуке, и тот вообразил или прикинулся, будто вообразил, что я зашел слишком далеко и намерен приказать побить его палками. Мне это и в голову не приходило; он же взбеленился так, как если бы это и впрямь случилось. Фуке немало содействовал моему аресту. Ле Телье сказал мне по возвращении моем из-за границы, что тот много раз предлагал Королеве меня убить. Я гневался на него куда меньше — гнев мой измерялся моей ревностью, а она была не слишком велика.

Мадемуазель де Шеврёз наделена была только красотой, а красота, не украшенная другими достоинствами, скоро приедается. Умна она была лишь с тем, кого любила, но долго любить она не умела, и потому ее недолго находили умной. С наскучившими любовниками она обходилась как с надоевшими ей нарядами. Другие женщины откладывают их в сторону, она же приказывала их сжечь; служанкам с большим трудом удавалось спасти какую-нибудь юбку, капор, перчатки или венецианские кружева. Мне кажется: будь ее власть бросить в огонь впавших в немилость поклонников, она делала бы это с превеликим удовольствием. Ее мать, решив окончательно примириться с двором, пожелала поссорить ее со мной, но ничего не добилась, хотя и устроила так, чтобы г-жа де Гемене дала ей прочитать своеручную мою записку, где я клялся, что предаюсь этой даме телом и душой, как чернокнижник дьяволу ⁴⁹⁴

. В ссоре, которая вспыхнула между мной и Отелем Шеврёз, когда Кардинал возвратился во Францию, мадемуазель де Шеврёз пылко приняла мою сторону, а два месяца спустя переменилась без всякой причины, сама толком не зная почему. Она вдруг прониклась страстью к Шарлотте, хорошенькой горничной, служившей у нее и на все готовой. История эта продолжалась не более полутора месяцев, после чего она влюбилась в аббата Фуке и даже, пожелай он того, готова была за него выйти.

Как раз в эту пору г-жа де Шеврёз, чувствуя себя в Париже не у дел, решилась покинуть его и удалиться в Дампьер ⁴⁹⁵, понадеявшись на уверения Лега, предпринявшего поездку ко двору, что она будет хорошо принята в Дампьере. Я излил мадемуазель де Шеврёз мою печаль, которая, правду сказать, была не столь уж велика, и выслал для сопровождения матери и дочери не только до ворот Парижа, но даже до самого Дампьера, всех находившихся при мне дворян и конные отряды. Но я не могу закончить этот беглый очерк обстоятельств моих в Париже, не воздав должного великодушию принца де Конде.

Анжервиль, состоявший при особе принца де Конти, явился из Бордо с намерением меня убить — так, во всяком случае, решил или заподозрил принц де Конде. Мне совестно, что я не осведомился о подробностях этой истории, ибо о поступках благородных следует разузнавать как можно более, в особенности когда ты должен быть за них признателен. Принц де Конде, повстречав Анжервиля на улице Турнон, объявил ему, что велит его повесить, если тот по истечении двух часов не уберется к своему господину.