«Да, конечно». – Натали улыбнулась и позволила поцеловать себя в лоб. Ее рука уже сжимала маленький флакон.
«В добрый час, сердце мое, – сказал дю Берг, – ты увидишь сейчас, как я тебя люблю…» – И он дотронулся до белоснежной шейки Натали.
«Ой! – вскрикнула она. – Посмотрите, нет ли кого за дверью…»
«Ну-ну, малышка…»
«Прошу вас».
Он отошел к двери, приоткрыл ее и вернулся к Натали; она так и стояла у секретера, бледная и дрожащая…
«Что с тобой?»
«Что-то мне дурно; подайте воды, умоляю».
«Вот же прекрасное бордо вашего папеньки; выпейте, это придаст вам сил».
«От вина мне будет еще хуже, – возразила Натали. – Но раз здесь нет другого бокала, я его вылью, а потом…»
«Ну вот еще! Переводить такое добро! Я не столь расточителен, когда хочу!»
И, схватив бокал, он осушил его одним махом.
«Ну, а теперь?»
«Теперь я твоя…»
– Как! – прервал Дьявола Луицци. – Так она отдалась этому прохвосту, и юный дю Берг, ее отпрыск, не кто иной, как сын…
– Ее отпрыск, – ухмыльнулся Дьявол, – это совсем другая история; ибо трех капель синильной кислоты из флакончика Натали вполне хватило для того, чтобы барон дю Берг отбросил копыта, не сделав и шагу.
– Так-так, – пробормотал Луицци. – И что же дальше?
– Дружище, – вкрадчиво произнес Дьявол, – уже пробило три часа, не стоит заставлять ждать госпожу де Фаркли.
– Однако я хотел бы знать…
– Разве вы не знаете уже кое-что, что поможет вам в вашем любовном приключении? Теперь вы знаете, что представляет из себя добродетельнейшая госпожа дю Берг; идите же, познакомьтесь с порочнейшей развратницей по имени Лаура де Фаркли.
Хмыкнув на прощание, Сатана растаял в воздухе, и Луицци остался в ложе один…
X
Как женщины заводят любовников
На пути к часам, под которыми Луицци надеялся найти Лауру, ему пришлось пробираться сквозь довольно многочисленную группу юных щеголей, обступивших двух женщин, которые без передышки осыпали их насмешками; одна из них обернулась, и барон узнал госпожу де Фаркли.
Лаура тут же подхватила Армана под руку и решительно провела его через веселую компанию. Щеголи расступились с нарочитой галантностью, всем своим видом показывая, что уважают эту женщину только за ее принадлежность к слабому полу, а не как личность. Едва парочка отошла на несколько шагов от компании франтов, как Лаура томно спросила:
– Господин де Луицци, не так ли?
– Да, сударыня.
– И вы недавно прибыли из Тулузы?
– Да, сударыня.
– Это вас я имела удовольствие видеть у госпожи де Мариньон?
– Да, сударыня.
– А знаете ли вы, сударь, сколь шумная молва опередила вас?
– Меня, сударыня? С чего вдруг, Бог мой? Я самый серый человек во Франции…
– Не серый, а скрытный, сударь; ведь говорят, вы пережили приключения, вполне достойные того, чтобы мужчина вошел в моду, если бы только все произошло не в Тулузе.
– По правде говоря, сударыня, когда я смотрю на вас, у меня нет ни малейшего желания вспоминать о прошлом.
– По правде говоря, сударь, вы неблагодарны к собственному прошлому; меня уверяли, что трудно встретить особу более обворожительную, чем бедняжка маркиза дю Валь, и женщину более обаятельную, чем эта молоденькая купчиха, госпожа… госпожа… как ее?
– Клянусь, мне нечем хвастаться, я хотел бы позабыть обо всем, даже если бы не был рядом с вами.
– Сударь, нехорошо так говорить; вот оно – мужское благородство и справедливость! Не подумайте, я не считаю, что любовные привязанности должны быть вечными; жизненные интересы, честолюбие могут увлечь мужчину далеко от любимой женщины, и вряд ли он всю жизнь будет хранить нерушимую верность – такое просто невозможно; но если, разлюбив или же просто оставив, он поливает женщину грязью или становится ей врагом – это, по-моему, отвратительно и недостойно!
– В подобных преступлениях я нисколько не замешан, – возразил Луицци. – Уверяю, что никто не испытывает столь глубочайшего, как я, уважения к двум женщинам, о которых вы только что упомянули.
– Ах-ха-ха! Вот еще анекдот! – Госпожа де Фаркли рассмеялась, мягко откинувшись назад, а затем оперлась посильнее на руку Луицци, давая ему таким образом прочувствовать всю хрупкую эластичность своего тела, невыразимо сладострастно и непринужденно пружинившего при каждом шаге.
– Что вы хотите сказать, сударыня? Почему анекдот? Что смешного в том, чтобы уважать женщин, заслуживающих почтения?
Госпожа де Фаркли уже обеими руками обхватила руку Луицци, так что прижалась грудью к его плечу, и прошептала на ушко:
– Вы, барон, маленький ребенок.
Она произнесла эти слова тоном снисходительного превосходства, и в устах такой женщины, как госпожа де Фаркли, обращавшейся к такому мужчине, как барон де Луицци, могли означать только следующее:
«Вы не представляете, чего стоите на самом деле, и теряете все шансы на успех только потому, что чересчур скромны».
По крайней мере именно так воспринял ее слова барон, тем не менее возразивший:
– Ребенком я являюсь еще в меньшей степени, нежели героем анекдота.
– Ну хорошо, вы не смешны и вы не ребенок – прошу прощения за некоторую неточность; просто вы какой-то ненастоящий, а вернее, не совсем естественный.