Мемуары Дьявола

– Но, господин барон, она ждет вас в вашей комнате.

– В моей комнате?

– Да, господин барон, и я пойду предупредить ее о вашем возвращении.

– Ни в коем случае, – с гневом в голосе остановил его Луицци, – это ни к чему. Подите прочь; явитесь, только если я позвоню.

И Луицци прошел в свою комнату.

XIII

Второе кресло

Ищите Лауру

Когда барон открывал дверь, в его душе преобладала довольно странная смесь ярости, досады и жалости. Эта женщина явилась к нему, чтобы уничтожить на корню успех, достигнутый им не без некоторых усилий в салоне госпожи де Мариньон; возможно, она оставалась здесь так долго, чтобы просто испортить ему настроение. Луицци готовился к встрече с разъяренной фурией, и каково же было его удивление, когда он обнаружил госпожу де Фаркли всю в слезах; когда он подошел к ней, она, сложив руки, произнесла в совершенном отчаянии:

– О, сударь! Сударь! И последний удар суждено было нанести вам!

– Мне? Сударыня! – растерялся Луицци. – Я, право, не понимаю, что вы хотите сказать и о каком ударе речь.

Госпожа де Фаркли изумленно взглянула на Армана и уже спокойнее произнесла:

– Посмотрите на меня хорошенько, барон, узнаете ли вы меня?

– Конечно, сударыня, можно ли не узнать прекрасную женщину, которую я встретил вчера у госпожи де Мариньон; затем я видел вас в Опере, а на свидание сегодня вечером я просто не смел надеяться.

– Тогда скажите, пожалуйста, – продолжала Лаура, – почему вы сели рядом со мной в гостиной госпожи де Мариньон?

Луицци виновато опустил глаза и ответил со смиренным нахальством человека, не желающего хвастаться победой:

– Но, сударыня, что же тут такого необычного, если кто-то хочет с вами познакомиться.

Лицо госпожи де Фаркли исказилось; внезапно побледнев, она дрогнувшим голосом прошептала:

– Понимаю вас, сударь: мне не должно казаться странным, что первый встречный хочет затащить меня в постель!

– О! Сударыня!

– Да-да, это ваши мысли, сударь! – едва сдерживала слезы и рыдания Лаура.

Но почти тут же, волевым движением как бы взяв власть над своими чувствами, она продолжала вымученно-веселым голосом:

– Да-да, это ваши мысли, сударь, но я не думаю, что вы как следует рассчитали все последствия; стать любовником такой женщины, как я, – знаете ли вы, что это очень опасно?

– Я не более труслив, чем другие, – как можно нахальнее улыбнулся Луицци.

– Вы так считаете? – усомнилась госпожа де Фаркли. – Так вот! Клянусь вам, сударь, что, если бы я приняла ваши ухаживания, у вас поджилочки бы затряслись.

– Давайте испытаем мою храбрость, – придвинулся поближе Луицци. – Тогда увидим, так ли это.

– Ну хорошо! – поднялась госпожа де Фаркли. – Я могу стать вашей любовницей, сударь; но предупреждаю – впрочем, вы уже должны были уяснить это: я падшая женщина.

– Кто это сказал? – Луицци пытался унять возбуждение госпожи де Фаркли.

– Я, сударь; я говорю это прямо, не вводя себя и вас в заблуждение. Уже много долгих мучительных лет я страдаю от всяческой возводимой на меня напраслины, и теперь я хотела бы разок оправдать эту клевету – вы мой избранник, я буду вашей, если только… у вас хватит смелости взять меня.

Столь резкое и категоричное признание ошеломило барона, и в течение нескольких минут он никак не мог прийти в себя; госпожа де Фаркли села и грустно улыбнулась:

– Я же предупреждала, господин барон, что вам станет страшно.

– Не совсем так, сударыня, – возразил Луицци, стараясь взять себя в руки. – Признаться, столь нежданное величайшее счастье просто переполнило меня, и я несколько растерялся…

– Вы лжете, сударь! – не отступала госпожа де Фаркли. – Просто вы не рассчитывали столь легко преодолеть обычное женское сопротивление, через которое я так быстро переступила.

Луицци был совершенно сбит с толку; подобное бесстыдство было за пределами его воображения, он и предположить не мог, что госпожа де Фаркли если и пожелает затеять с ним игру, то сделает это в такой час и в его собственном доме. Помолчав какое-то время, он наконец выдавил из себя:

– Сударыня, честное слово, я не совсем вас понимаю…

– Ну тогда, – пожала плечами госпожа де Фаркли, – мне не остается ничего лучшего, как удалиться; только осмелюсь предположить, – она взяла в руки перчатки, – что у вас хватит честности убедительно объявить всем, что женщина, посетившая вас в десять часов вечера и ушедшая в час ночи, не отдалась вам, как, говорят, отдавалась многим другим.

Лаура поднялась, и тут Луицци, наконец, сообразил, каким недоумком он выставил себя в глазах своей гостьи. К тому же до него дошло, что такое пренебрежение ею, вызвавшее головокружительный успех в гостиной госпожи де Мариньон, его же собственные друзья сочтут полным идиотизмом. Не говоря уж о том, что поступок, который в десять часов вечера сойдет за пренебрежение не в самом плохом смысле слова, после полуночи превращается в натуральное скотство.

Можно отказаться от свидания с хорошенькой женщиной, но никак нельзя прогонять ее, когда встреча уже состоялась.