Мемуары Дьявола

Луицци не стал говорить правду: то ли потому, что не видел никакой пользы в доносе на хищных охотников за приданым, то ли потому, что не хотел лишать себя удовольствия досмотреть комедию до конца.

– Я полагаю, они пишут любовные послания своим прекрасным дамам, – ответил он.

– Что ж, отлично! – сказал Риго. – Мне нужно сделать господам маленькое объявление…

– Жаль их беспокоить, – заметил Луицци, – ведь любовное вдохновение так быстро порой улетучивается…

– Однако, – продолжал Риго, – я не могу оставить их в неведении относительно одного фактика.

– Что-нибудь очень важное?

– Вас-то это не касается, – хмыкнул Риго, – вы же вышли из игры. Впрочем, я еще не говорил дамам о вашем отказе, так что смотрите, я, так и быть, дам вам еще сутки на то, чтобы все взвесить.

– Я не меняю моих решений.

– Ладно-ладно, поживем – увидим, – покачал головой славный старикашка. – А пока я сообщу этим господам одно преприятнейшее известие.

– Как хотите, – сказал барон. – Я ухожу.

– Можете остаться: посмеетесь хотя бы.

С этими словами Риго двинулся в столовую. Четверо влюбленных, поставив свои подписи, как раз обменивались экземплярами договора и испуганно обернулись на голос хозяина дома.

– Прошу прощения, господа, – начал господин Риго. – Я не посвятил вас ранее во все мои планы, ибо думал, что к вам они не имеют отношения. Однако сегодня моя дорогая сестричка дала понять, что она ничем не хуже, чем ее дочка и внучка, и я хочу сообщить вам, как я рассчитываю осчастливить ее.

– Что-что? – ужаснулись четверо концессионеров. – Так это за ней вы даете два миллиона?

– Нет-нет, господа, – усмехнулся господин Риго, – я держу свое слово: два миллиона достанутся госпоже Пейроль или ее дочке. Но я решил найти еще миллиончик для госпожи Турникель. Причем здесь не может быть неудачи, ибо этот миллион я даю своей милой сестричке наверняка, то есть тот из вас, кто добьется ее благосклонности, может смело смотреть в будущее. Вам остается только решить, подходит ли вам эта партия; времени у вас навалом – до завтрашнего вечера.

И господин Риго вышел, не добавив больше ни слова к высказанному предложению. Конкуренты озадаченно замерли, разинув рты.

– Черт возьми, – наконец выдавил из себя адвокат. – Это совершенно меняет дело!

– У вас хватит смелости, чтобы пойти в атаку на старухины бастионы? – прищурился граф де Леме.

– Я лично полагаю, что это выше человеческих сил, – напыжился клерк.

– Ха! Подумаешь, делов-то! – скривился господин Фурнишон. – И не такое видали! Эх, если б только знать наверняка, что дело выгорит…

– Эт точно, – заговорил опять господин Бадор. – Но предупреждаю: навряд ли у вас что-нибудь получится. Есть на этом свете некий Малыш Пьер, который служит кучером в Муре; когда-то он был в весьма доверительных отношениях с мадмуазель Риго, еще до того как она стала госпожой Турникель; вот он-то, я полагаю, и станет фаворитом.

– Вы уверены? – тихо переспросил господин Фурнишон.

Луицци почувствовал тошноту; но как только господин Бадор убедительно подтвердил неприступность крепости госпожи Турникель, все женихи наперебой закричали о совершенной невозможности подобного самозаклания, и господин приказчик громче кого бы то ни было.

– Вот те раз, – тихо сказал себе барон, – а я-то думал, что у алчности человеческой есть пределы…

Как только общее возбуждение улеглось, заговорил клерк:

– Но с чего тогда вы взяли, господин Бадор, что это меняет дело?

– С того, что два миллиона не равняются трем, милый мой нотариус; с того, что кто-нибудь в конце концов унаследует этот третий миллион – и это так же верно, как то, что при таком образе жизни старина Риго через годик разорится дотла.

– Правда, правда, – задумчиво произнес Фурнишон. – И тогда он сядет нам на шею.

– Вот еще будет обуза, – добавил клерк, – об этом стоит подумать заранее.

– Но где, черт его возьми, Риго добыл свои миллионы? – с простецким изумлением на лице воскликнул приказчик.

– Да бог его знает, – ответил адвокат. – Могу только сказать, что они существуют и вложены в недвижимость, исправно приносящую доход, а также положены во Французский банк.

– Вот это да, – мечтательно произнес приказчик. – Но, в конце концов, наше дело – сторона, это его головная боль.

После чего они все вместе вошли в гостиную, где уже собрались дамы. Эрнестина, как всегда, блистала, а мамаша Турникель нацепила еще более кричащий, чем утром, нашпигованный розовыми и голубыми бантами чепчик. Знатная дама, госпожа де Леме, расточала комплименты насчет изысканного вкуса туалетов пожилой женщины и умилялась ее непроходимой глупости.