— Дочь госпожи де Фантан, между прочим, — очаровательная юная барышня с немалым приданым в будущем; так что мотайте на ус, дорогой мой барон.
В упоении от своего небывалого успеха Луицци даже не заметил, как пролетело время. Никогда еще его осанка и речи не были столь значительны. В течение двух часов он царил в салоне госпожи де Мариньон; пылкие речи и удачные остроты лились из него рекой, и ровно в полночь, преисполненный восхищения собственной персоной, он удалился из того самого салона, который накануне покидал чуть ли не украдкой и с тяжелым сердцем. Хотя тогда он пытался вступиться за отвергнутую всеми женщину, а теперь как бы вернул ее еще более опозоренной.
Вот, пожалуй, почему Мольер утверждал, что человек злое животное
{190}.Те несколько минут ходьбы, что отделяли жилище Луицци от дома госпожи де Мариньон, не успели отрезвить барона, и никогда до сих пор он не бросал камердинеру перчатки и шляпу, не позволял снять с себя накидку в таком прекрасном расположении духа и с такими проявлениями благодарности. Луицци, конечно, был далек от того, чтобы рисоваться перед своим лакеем, но в тот момент его так распирало от сознания собственного величия, что он не удержался от необычно экзальтированного восклицания:
— Что, кто-нибудь приходил сегодня вечером?
— Да, господин барон, — ответил камердинер. — Одна дама.
— Ах да, и правда, — изумился барон, — совсем забыл! Как же это я? И что она сказала?
— Она сказала, что будет ожидать вашего возвращения, господин барон.
— Так. — Известие несколько смутило Луицци. — И сколько же времени она прождала?
— Но, господин барон, она ждет вас в вашей комнате.
— В моей комнате?
— Да, господин барон, и я пойду предупредить ее о вашем возвращении.
— Ни в коем случае, — с гневом в голосе остановил его Луицци, — это ни к чему. Подите прочь; явитесь, только если я позвоню.
И Луицци прошел в свою комнату.
XIII
Второе кресло
Когда барон открывал дверь, в его душе преобладала довольно странная смесь ярости, досады и жалости. Эта женщина явилась к нему, чтобы уничтожить на корню успех, достигнутый им не без некоторых усилий в салоне госпожи де Мариньон; возможно, она оставалась здесь так долго, чтобы просто испортить ему настроение. Луицци готовился к встрече с разъяренной фурией, и каково же было его удивление, когда он обнаружил госпожу де Фаркли всю в слезах; когда он подошел к ней, она, сложив руки, произнесла в совершенном отчаянии:
— О, сударь! Сударь! И последний удар суждено было нанести вам!
— Мне? Сударыня! — растерялся Луицци. — Я, право, не понимаю, что вы хотите сказать и о каком ударе речь.
Госпожа де Фаркли изумленно взглянула на Армана и уже спокойнее произнесла:
— Посмотрите на меня хорошенько, барон, узнаете ли вы меня?
— Конечно, сударыня, можно ли не узнать прекрасную женщину, которую я встретил вчера у госпожи де Мариньон; затем я видел вас в Опере, а на свидание сегодня вечером я просто не смел надеяться.
— Тогда скажите, пожалуйста, — продолжала Лора, — почему вы сели рядом со мной в гостиной госпожи де Мариньон?
Луицци виновато опустил глаза и ответил со смиренным нахальством человека, не желающего хвастаться победой:
— Но, сударыня, что же тут такого необычного, если кто-то хочет с вами познакомиться.
Лицо госпожи де Фаркли исказилось; внезапно побледнев, она дрогнувшим голосом прошептала:
— Понимаю вас, сударь: мне не должно казаться странным, что первый встречный хочет затащить меня в постель!
— О! Сударыня!
— Да-да, это ваши мысли, сударь! — едва сдерживала слезы и рыдания Лора.
Но почти тут же, волевым движением как бы взяв власть над своими чувствами, она продолжала вымученно-веселым голосом:
— Да-да, это ваши мысли, сударь, но я не думаю, что вы как следует рассчитали все последствия; стать любовником такой женщины, как я, — знаете ли вы, что это очень опасно?
— Я не более труслив, чем другие, — как можно нахальнее улыбнулся Луицци.
— Вы так считаете? — усомнилась госпожа де Фаркли. — Так вот! Клянусь вам, сударь, что, если бы я приняла ваши ухаживания, у вас поджилочки бы затряслись.
— Давайте испытаем мою храбрость, — придвинулся поближе Луицци. — Тогда увидим, так ли это.
— Ну хорошо! — поднялась госпожа де Фаркли. — Я могу стать вашей любовницей, сударь; но предупреждаю — впрочем, вы уже должны были уяснить это: я падшая женщина.
— Кто это сказал? — Луицци пытался унять возбуждение госпожи де Фаркли.
— Я, сударь; я говорю это прямо, не вводя себя и вас в заблуждение. Уже много долгих мучительных лет я страдаю от всяческой возводимой на меня напраслины, и теперь я хотела бы разок оправдать эту клевету — вы мой избранник, я буду вашей, если только… у вас хватит смелости взять меня.
Столь резкое и категоричное признание ошеломило барона, и в течение нескольких минут он никак не мог прийти в себя; госпожа де Фаркли села и грустно улыбнулась:
— Я же предупреждала, господин барон, что вам станет страшно.