Мемуары дьявола

— Ну и прекрасно! Вот в таком-то виде он и нужен! Никто не правит лошадьми лучше, чем он в мертвецки-пьяном состоянии, а уж немножко винца вовсе не помешает ему дойти куда надо пешочком.

— Я смотрю, вино и вам не во вред; что-то вы так разлюбезничались…

— Я? Неужели я выпил лишнего?

— Вовсе нет; но ваши глаза блестят, как распахнутые настежь окошки в ночи.

— А это чтобы лучше вас видеть, госпожа Умбер, — пробасил лакей, приближаясь к сиделке, которая, вопреки обыкновению, вовсе не походила на старую каргу. Этакая аппетитная и весьма дородная пышечка от силы тридцати лет — слишком хороша для господина Пьера.

— Э! Э, господин Пьер! Вы слегка расчувствовались от винца…

— Ах, вам был хоть капельку моих чувств…

— А что скажет господин Умбер?

— А это еще кто такой? Неужели он существует?

— Вы уж извините великодушно, но да, существует. А где, как вы думаете, я взяла это имя — Умбер? В справочнике вычитала? Или, может быть, откопала в корзине старьевщика?

— Не сердитесь, прошу вас. Ведь на этом свете далеко не все женщины замужем.

— Возможно; но я вовсе не из их котеории — понимаете, господин Пьер?

— А! Какая разница! Разве господин Умбер может нам сейчас помешать? — И Пьер вплотную придвинулся к сиделке.

— Ну вот что! Отправляйтесь-ка в аптеку, кобелина неумытый! И не вздумайте обхаживать меня потом таким манером, а то я прилеплю парочку самых злых пиявочек прямо на кончик вашего красного носа!

— Они от этого только подобреют, да и вы тоже…

— Не говорите глупостей!

— Я предпочитаю их делать.

Здесь Луицци не удержался от раздраженного возгласа:

— Ну и прохвост!

Любвеобильный ухажер вдруг застыл с озадаченным видом и только через несколько секунд заржал, приговаривая:

— Ну и дурак же я! Совсем забыл, что он чокнутый!

— Зато у него гораздо больше здравого смысла, чем у вас, — воспользовалась моментом сиделка. — Слышите — полночь пробило; скоро фармацевт закроет аптеку, и где тогда наши пиявки?

— Бегу. Одна нога здесь, другая там. Но я вернусь! — ответил Пьер.

И он вышел, послав госпоже Умбер нежный воздушный поцелуй.

— Ну и ну! — профырчала сиделка. — Уж если бы я и захотела любовничка, то выбрала бы порасторопнее, чем этот красномордый пузан!

Это рассуждение ничуть не помешало госпоже Умбер прибрать столик, стоявший у постели больного, и придвинуть к нему поближе два удобных кресла: она явно рассчитывала провести еще какое-то время в обществе галантного лакея.

Пусть не удивляется читатель молчанию Луицци в течение почти всей этой беседы; ведь не впервые он оказался в подобной ситуации, когда позади у него был временной разрыв безо всяких воспоминаний. Влажная губка, леденившая ему лоб, и предстоявшая пытка семью десятками пиявок однозначно предупредили барона, что не стоит громко возмущаться и орать — в этом случае обращаться с ним уж точно будут как с сумасшедшим. Кроме того, он понимал, что, будучи в неведении относительно событий после предыдущей встречи с Дьяволом, он может ляпнуть какую-нибудь глупость, и тогда его заслуженно сочтут безумным; поэтому он предпочел хранить молчание и, прислушиваясь и размышляя, искал выход из затруднительного положения, в котором нежданно-негаданно оказался; удобный момент настал, по его мнению, когда он остался наедине с госпожой Умбер, и, дабы доказать ей, что он в полном здравии, вежливо произнес:

— Госпожа Умбер, прошу вас, дайте водички.

— Боже! Бочка ненасытная, а не человек! — взорвалась сиделка. — И пяти минут не прошло, как я давала вам пить.

— Простите, госпожа Умбер, — заискивающе продолжал Луицци, — но прошло намного больше пяти минут… Вот уже добрых полчаса я слушаю, как вы болтаете с Пьером.

— Ну и ну! — Госпожа Умбер подняла повыше свечу, чтобы получше рассмотреть барона. — Вот это да! Так говорит, что можно подумать, будто он в своем уме.

— Со мной все в порядке, госпожа Умбер; я могу это доказать. Будьте добры, развяжите мне одну руку, я попью сам, без вашей помощи.

— Ну да! Как же! Опять та же песня! Я вас давеча пожалела, и что же вышло? Лекарство полетело мне в нос, а кроме того, вы помяли мой чепчик за шестнадцать франков, совсем новехонький, в позапрошлом году купленный! Так что вот — пейте и молчок!

— Клянусь вам, госпожа Умбер, клянусь, — не сдавался Луицци, — я не сделаю вам ничего плохого; уверяю вас — я в своем уме.

— Прекрасно, прекрасно. Тогда пейте и спать!

— Что случилось? — в комнату вошел Пьер с двумя бутылками под мышкой; в одной руке он нес полную сладостей салатницу, в другой — тарелку с печеньем.

— Ничего, — обернулась госпожа Умбер, в этот момент подносившая Луицци чашку с целебным отваром, — опять у него одно из его просветлений; просит развязать.

— Не вздумайте! — воскликнул Пьер. — Вы что, не помните, каких трудов нам стоило не так давно уложить его обратно в постель? Лично я отведал целую дюжину хороших пинков!

— Ты получишь еще больше, холуй, — разъярился Луицци, — дай мне только выздороветь.