Читаем Мемуары Эмани полностью

Когда муж уже был на пенсии, сосед пришел с такой странной просьбой: «Григорьевич, у тебя форма летная еще сохранилась ведь? Будь другом, одолжи на недельку. Дело серьезное, с женщиной хочу познакомиться. Уж очень хочу ей понравиться. Вот приеду я к ней такой, летчик…» – Он мечтательно закатил глаза.

Сначала я удивлялась, потом возмущалась, потом почти смирилась с привычками мужа. А привычки были очень непонятными. Куда бы мы ни собирались ехать, он начинал боевой осмотр транспорта только за несколько часов до отъезда. С узлами и собранными чемоданами стою и жду. Жду и смотрю, как он неторопливо обходит машину, пинает по колесам, открывает капот. Ага, еще и уровень масла проверил, сейчас будет доливать. «А вчера не судьба была?» – хочется закричать и вместе попинать колеса.

Сколько лет я спрашивала его об этом! Потом поняла: летная привычка – проверять самолет перед вылетом.

* * *

Утром 8 мая перепуганные роженицы пооткрывали окна своих палат: еще нет парада в честь Дня Победы, а на улице кричат: «Ура!»

Мои подруги выпросили автобус на производстве и примчались в Третий ташкентский роддом, где я родила сына.

Роды были знаковые. Муж стрелял волков в казахстанской степи, а я все ждала упрямца, который не хотел появляться на свет. Все было так, как положено в те годы. В больницу по блату: главврачу звонили директор Узмедтехники, начальник ГАИ и прочие высокие лица.

После родов я говорю подружкам с плаксивой миной:

– Я вареники хочу с сырой картошкой.

Одна из них рванулась с криком:

– Поставлю тесто!

Потом остановилась, гневно посмотрела на меня и всплеснула руками:

– Да родила уже ты, какие вареники!

Восьмого мая родился мой сын Дима, Дмитрий Дмитриевич.

* * *

У моего мужа много наград. Одна из них – медаль за героический поступок. Приказ о награждении был подписан в Кремле самим Георгадзе.

И однажды Дима сообщает, что ему выделили автомобиль «Жигули». В то время сложно было просто пойти и купить машину, их распределяли за особые заслуги. Мы решили не отказываться от такой награды и заняли нужную сумму – девять тысяч рублей. Думали, что сможем накопить деньги и вернуть долг.

Не смогли накопить, как хотели. Это были девяностые годы, когда СССР – союз из пятнадцати республик – полностью развалился. Зарплату не платили месяцами. Отгадайте, что мы сделали? Пошли работать на поле, чтобы вернуть долг за машину. Видите, как жизнь все возвращает на свои круги. Как старался мой отец, чтобы мы не работали на поле. А я вернулась туда через много лет с дипломом о высшем образовании.

В те годы многие корейцы собирались в дикие бригады, арендовали землю и сажали овощи. С нами вместе работали врачи, инженеры, учителя. Все они мечтали заработать деньги, чтобы купить квартиру и машину, а потом спокойно заниматься любимым делом.

Но они уже не были рабами подневольного труда, как первое поколение депортированных дедов и отцов. Нанимали рабочих, возили свою продукцию по всей стране.

Мы стали выращивать арбузы. В марте выехали в Голодную степь. Я оглядывала бескрайние просторы: где-то здесь мой дед после депортации сажал рис и горевал, что такой труд губит душу человека и его таланты.

Мы не рыли землянки вручную. Экскаваторы копали глубокие ямы – блиндажи, их укрепляли и замазывали глиной. Получалась уютная комната, где ставили газовую плиту, сбивали топчан.

Дима никак не мог понять, как укрывать грядки пленкой, прогревать землю, как бросать в лунку арбузные семена. Родственник, который взял нас к себе в бригаду, засмеялся: «Эх, летал бы ты и летал».

Тем не менее семена взошли, и поле зазеленело. Половина участка была закрыта пленкой, чтобы вывести ранний сорт: чем быстрее поспеют арбузы, тем раньше продашь и больше заработаешь. Пленка была дорогой, поэтому мы укрыли только половину своей делянки. В апреле на юге Узбекистана уже нечем было дышать от жары. В обед мы укрывались от зноя в балагане и отдыхали. Однажды муж, прочитав газету, говорит, что холодный циклон идет на юг. Заморозки будут. Надо срочно ставить дуги и сверху укрывать пленкой арбузные побеги.

Не откладывая в долгий ящик, стали работать. Бывалые огородники смеялись над нами: «Что так рано дуги ставите, подождите, когда арбузы поспеют». А Дима строго говорит бригадиру:

– С наукой дружить надо. Для летчиков метеорология – самая важная наука.

Бригадир призадумался, а через час и на его делянке дуги стали ставить.

Схема такая. Сначала грядки с посаженными семенами накрывают пленкой, потом в них прорезают отверстия и вытаскивают ростки. Это удобно, не надо делать прополку – трава сгорает от жары. Сверху ставят железные дуги и еще раз все накрывают пленкой. И растет себе арбуз в теплом домике. Тридцатого апреля муж занес с поля оставшуюся пленку и вздохнул: «Теперь заморозки не страшны».

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман. Современное чтение

Похожие книги

100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное