Мемуары генерала барона де Марбо

Выполнив эту печальную обязанность, я хотел приказать перевязать мою рану, полученную накануне и вызывавшую у меня ужасную боль. Для этого мне пришлось сесть в стороне, под громадной ёлкой. Я заметил там молодого начальника батальона. Он, опёршись спиной на ствол дерева и поддерживаемый двумя гренадерами, с трудом раскрывал небольшой пакет, адрес на котором был запачкан кровью. Это была его кровь! Офицер, принадлежавший к бригаде Альбера, только что, во время атаки на русский лагерь, получил ужасное штыковое ранение в живот, откуда выпадали внутренности! Они тоже были пробиты штыком, и кровь продолжала течь, несмотря на перевязку: рана была смертельной! Несчастный раненый, знавший об этом, захотел, прежде чем умереть, проститься с любимой женщиной, но, написав ей, не знал, кому доверить свою драгоценную ношу, как вдруг случай привёл меня к нему. Мы были едва знакомы, зная друг друга лишь в лицо. Однако приближение смерти торопило его. Почти угасшим голосом он просил меня оказать ему две услуги и, отослав от себя гренадеров на несколько шагов, передал мне конверт, произнеся со слезами на глазах: «Там есть портрет!» Он взял с меня обещание передать его тайком

в собственные руки возлюбленной, если мне повезёт и посчастливится вернуться в Париж. «Впрочем, — добавил он, — это не срочно, ведь лучше пусть это получат спустя долгое время после того, как меня не станет!» Я пообещал выполнить это печальное поручение и сумел осуществить своё обещание лишь через два года, в 1814 году. Вторую просьбу, с которой обратился ко мне молодой батальонный начальник, я выполнил через два часа! Ему было тяжко думать о том, что его тело разорвут волки, столь многочисленные в здешних лесах, и он хотел, чтобы я приказал положить его рядом с капитаном и кавалеристами 23-го полка, похороны которых он видел. Я пообещал ему всё это, и, поскольку несчастный офицер умер спустя короткое время после нашего грустного разговора, я выполнил его последнюю волю.

Глава X

Новое отступление Удино. — Марши в обоих направлениях. — 23-й конно-егерский полк осыпан почестями и наградами. — Отступление под Полоцком. — Генерал Сен-Сир. — Удино после ранения и уступает командование Сен-Сиру

Глубоко взволнованный этим мрачным эпизодом, я предавался грустным размышлениям, когда меня оторвал от них отдалённый шум очень оживлённой орудийной канонады. Обе армии по-прежнему находились в соприкосновении. Действительно, миновав Клястицы, где я был накануне ранен, маршал Удино вошёл в контакт с русским авангардом при входе в болото, выход из которого оказался столь гибельным для нас сутки назад. Удино упорно старался загнать в болото армию противника, но эта армия, не желая проходить через столь опасное место, со всеми своими значительными силами развернулась и перешла в наступление против французских частей, которые, понеся довольно большие потери, отступили, преследуемые русскими. Можно было бы сказать, что Удино и Витгенштейн «играли в салочки»! Когда один из них двигался вперёд, другой отступал и в свою очередь начинал преследовать противника, если тот переходил к отступлению. О новом отходе Удино сообщил нам на поле битвы при Сивошине адъютант, доставивший генералу Альберу приказ отвести его бригаду и 23-й полк конных егерей на расстояние 2 лье в направлении Полоцка.

В момент отправки я не захотел бросить четырнадцать орудий, захваченных этим утром моим полком. Поскольку лошади, на которых противник привёз эти пушки, попали в наши руки, мы запрягли их и привезли артиллерию на наш следующий бивуак, а оттуда этот славный трофей храброго 23-го полка был следующей же ночью направлен в Полоцк. Наши четырнадцать пушек сразу принесли большую пользу при защите этого города.

В тот же день армия Удино отступила до брода при Сивошине. В этом месте она переправилась через реку утром. Витгенштейн сделался более осторожным после удара, нанесённого его авангарду в тот же день и в том же месте. Поэтому он не осмелился послать ни один полк на берег, занятый нашими войсками. Таким образом, обе армии, разделённые рекой Дриссой, заняли свои позиции ночью. Но 2 августа Удино подтянул свои части к Полоцку, и военные действия на несколько дней прекратились, настолько обе армии нуждались в отдыхе. К нам присоединился генерал Кастекс, а также 24-й полк, который был очень сердит на своего командира за то, что он увёл полк как раз в тот момент, когда нужно было атаковать русский лагерь: ведь на протяжении своего перехода к верховью Вислы 24-й полк не встретил врага и не обнаружил брода, существование коего предполагалось.