Мемуары генерала барона де Марбо

После всего происшедшего моё волнение было так велико, что я не смог бы отдавать приказы, если бы бой продолжался ещё хоть какое-то время. Однако он вскоре закончился. Множество казаков было убито, а другие, бросив лошадей, спустились в глубь оврага, где большинство из них погибло под громадными сугробами. Неприятель был также отражён и во всех других местах. В моём послужном списке это ранение числится полученным 4 декабря, однако на самом деле я был ранен 2 декабря.

Вечером после этого боя я допросил моего пленника и его наставника. Я узнал, что оба молодых человека были сыновьями крупного помещика, потерявшего ногу в битве при Аустерлице, он из-за этого так ненавидел французов, что, не имея больше возможности сражаться с ними, послал на войну обоих своих сыновей. Я предвидел, что холод и печаль вскоре погубят того из них, кто остался в живых. Я пожалел его и вернул ему свободу, так же как и его уважаемому наставнику. Этот наставник, прощаясь со мной, сказал с чувством следующие слова: «Думая о своём старшем сыне, мать моих двух учеников будет вас проклинать. Увидев младшего из них живым, она благословит вас, а также и вашу мать, из любви к которой вы сохранили жизнь единственному ребёнку, который у неё остался!»

Стойкий отпор, полученный русскими в последнем бою, усмирил их пыл, и поэтому мы два дня провели, не видя врага, что обеспечило наше отступление до Молодечно. Но хотя враг и дал нам передышку, мороз продолжал вести с нами самую жестокую войну: термометр опустился до 27 градусов мороза! Люди и лошади падали на каждом шагу, и многие больше не вставали. Я тем не менее продолжал идти с остатками моего полка, с этими же людьми я каждую ночь стоял бивуаком на снегу. Куда же ещё мог бы я пойти, чтобы найти что-то лучшее? Мои смелые офицеры и солдаты, считая своего полковника как бы живым знаменем, старались сохранить меня и окружали меня заботами, какие только были возможны в нашем ужасном положении. Полученное мною ранение в колено мешало мне сидеть верхом, поэтому я принужден был класть ногу на шею лошади и оставаться в неподвижности, а из-за этого очень сильно замерзал. Поэтому боль моя стала невыносимой, но что оставалось делать?

Дорога была покрыта мёртвыми и умирающими, войска медленно шли, и не было слышно разговоров. Остатки нашей гвардии образовывали небольшое каре, внутри которого двигался экипаж императора. Рядом с ним был Мюрат.

5 декабря, продиктовав свой 29-й Бюллетень, повергший в ужас всю Францию, Наполеон покинул армию в Сморгони и отправился в Париж. Его чуть не захватил в Ошмянах казачий отряд. Отъезд императора оказал огромное воздействие на моральный дух в войсках. Одни ругали его, считая, что он их бросил. Другие одобряли его отъезд, считая его единственным способом спасения Франции от гражданской войны и от вторжения наших так называемых союзников, а большинство из них ждало только удобного момента, чтобы выступить против нас, и не осмелились бы пошевелиться, узнав, что Наполеон, вернувшись в свои владения, собирает там многочисленные полки. Я разделял вторую точку зрения, чья справедливость была вскоре доказана.

Глава XX

Сильные холода. — Вооружённый бандитизм. — Прибытие в Вильно. — Прохождение через Понари. — Отступление на санях. — Прибытие в Ковно. — Переправа через Вислу

Уезжая, император доверил командование остатками армии Мюрату. Но он в этих обстоятельствах оказался не способен выполнить поставленную перед ним задачу. Надо признать, впрочем, что задача эта была крайне трудна. Холод парализовал моральные и физические силы каждого. Повсюду царила полная неразбериха. Маршал Виктор отказался сменить 2-й корпус, находившийся в арьергарде от самой Березины, и маршалу Нею удалось с большим трудом убедить его сделать это. Каждое утро, покидая бивуаки, мы оставляли там массу трупов. Тогда я порадовался, что в сентябре заставил моих кавалеристов запастись одеждой из овечьих шкур: эта предосторожность спасла жизнь многим из них. То же самое касается провизии, которую мы приобрели в Борисове, без этого пришлось бы у голодных солдатских масс отнимать лошадиные трупы.

По этому поводу я бы сказал, что г-н де Сегюр преувеличивает, говоря, что якобы для удовлетворения чувства голода несчастные солдаты ели человечину[139].