Мемуары Хейро. Воспоминания великосветского хироманта: практикум и реминисценции

– И в вас я тоже не верю, – добавил он. – Это моя старуха велела поехать за вами и привести вас сюда, чтобы вы рассказали ей, как долго проживет наша нахлебница.

Так вот что она хотела узнать, подумал я и решил уточнить информацию.

И кто эта нахлебница? Ваша родственница? Однако пожилой мужчина, наверное, подумал, что и так сказал слишком много. Он больше не проронил ни слова. Через десять минут мы свернули с дороги и вошли в большой лес, которому, казалось, не было конца. Когда я начал ворчать о долгом пути, мой спутник свернул к старому дому, больше похожему на хижину лесоруба. На порог выбежала пожилая женщина, с хитрыми бегающими глазками, и меня пригласили в дом. В этой странной паре я узнал один из тех контрастов, которые так часто встречаются среди бедняков. Мужчина, грубый, бессовестный и необразованный, оттенялся мягкостью манер такой же неграмотной женщины. Тем не менее, она обладала внутренней грацией, сквозившей в каждом ее слове и действии. Старуха была лукавой, как змея, и беспринципной в своих поступках. При этом она имела необъяснимый страх перед нелепыми суевериями. Она смотрела на меня как на существо, наделенное сверхъестественной силой. Не знаю, к кому я был причислен – к слугам Бога или дьяволу, – но она хотела, чтобы моя сила действовала ей во благо. И поэтому она пригласила меня для консультации.

Женщина провела меня по лестнице и открыла дверь на чердак. Там, лежа на полу в пятне солнечного света, девочка, одетая в лохмотья, играла со своими волосами, которые ниспадали с ее плеч. Увидев женщину, она испуганно отшатнулась и, встав на четвереньки, побежала, как собака, под стол, стоявший в углу комнаты.

– Бедняжка испугалась, – сказал я.

– Она всегда такая, – ответила старуха. – Могу заверить вас, сэр, крошка очень привязана ко мне. Она так непохожа на других детей, что я не выпускаю ее из дома. Она очень слабенькая, и я часто думаю, что было бы лучше, если бы Господь из жалости забрал ее из этого скорбного мира.

– Какая чушь! Не говорите так! Сколько ей лет?

После некоторого колебания, она сказала, что не помнит возраст ребенка, но примерно оценила его в четырнадцать лет.

– Значит, вы хотели, чтобы я прочитал линии на ее руках?

– Да, сэр, – ответила женщина. – И чтобы вы обратили особое внимание на то, сколько она проживет. Я должна знать, какой срок остался у нее в этой жизни.

После некоторых уговоров с моей стороны и угроз от женщины, нам удалось заставить малышку показать свои ладони. Я почти тут же пришел к заключению, что она не является ребенком странной пары. Наследственные законы влияют на линии рук слишком сильно, чтобы я мог ошибиться. Как породистая лошадь не может родиться от осла, так и этот ребенок не мог быть отпрыском такого отребья. Но я держал свои мысли при себе и, исследуя руки, заметил, что хотя девочка родилась в интеллигентной семье, ее Линия Ума была абсолютно не развита. Взглянув на женщину, я строго спросил:

– Разве можно растить ребенка без какого-либо обучения?

Выражение страха на лице старухи показало мне, что я имел над ней власть. Поэтому я решил использовать свой авторитет для пользы ребенка. После полдюжины противоречивых оправданий, женщина призналась, что ребенок ничему и никогда не обучался и едва понимает человеческую речь. Они почти не разговаривали с девочкой.

«Боже мой, – подумал я, – возможно ли такое?» Но мои глаза свидетельствовали это. Девочка не знала простейших английских слов. Она произносила только звуки, сходные с криками животных. Особый визг выражал ее привязанность, но слов она почти не знала. Я был настолько шокирован, что уже не мог продолжать сеанс. Отложив маленькие руки в сторону, я тихо, но грозно потребовал от женщины рассказать мне историю ребенка.

Охваченная суеверным страхом, старуха побледнела, быстро закрыла дверь, чтобы муж не услышал ее слов и, пока девочка играла со своими волосами у наших ног, она – вероятно, впервые в жизни – изложила правдивую историю.

Суть дела заключалась в том, что более десятка лет назад она работала в детском саду в юго-западном районе Лондона. Ее дважды сажали в тюрьму за халатность, приведшую к смерти младенцев, оставленных на попечение нянь. В конце концов, ей запретили заниматься воспитанием детей. В этот момент какой-то незнакомый человек предложил ей взять ребенка на содержание. В качестве оплаты была обещана приличная сумма денег и ежемесячные пособия. Но ей приказали увезти дитя куда-нибудь подальше от Лондона. Женщина согласилась и с тех пор четырнадцать лет жила в хижине в компании с тем самым мужчиной, который провожал меня сюда со станции. Он считался одним из самых отъявленных браконьеров в этой местности. Супруги никогда не имели своих детей, так как браконьера «от них тошнило». Естественно, малышка «болталась у них под ногами», и они отправили ее на чердак, где ребенок провел почти всю свою жизнь. С девочкой обращались, как с животным. Единственный язык, которому она научилась, были крики страха. Единственными знаниями, полученными ею, были свет дня и тьма ночи.