— Он несколько раз сидел, это правда. В том числе за вооруженный разбой и убийство. В тюрьме занимался литературной деятельностью. По ходатайству деятелей искусства Грузии вышел досрочно. «Откинувшись», окончил вечернюю школу, институт, защитил кандидатскую, докторскую. Умнейший человек, я согласен. Мы отлично знакомы. Он хотел покровительствовать мне, да я, зная его прошлое, остерегся. Держался на расстоянии от Джабо. А вот Дато… — Зураб вздохнул. — Он проникся идеями, что он сейчас несет. И они далеки от творчества.
— Мы, всадники, следим за порядком в стране! — Дато приподнялся на подушке. — Что в этом плохого?
И замолчал резко. Видно, боль стала нестерпимой. Зураб с Машей бросились к нему. Она откинула одеяло. И увидела, что бинт на плече окрасился кровью.
— Я перевяжу, — выпалил Зураб и бросился в соседнюю комнату. Наверное, за бинтами.
Маша села рядом с Дато на кровать. Убрала с его вспотевшего лба густую челку. Он перехватил ее руку, поцеловал.
— Кто тебя подстрелил? — спросила Маша.
— Мне случайно прилетело. В дружину официально могут вступать только лица, достигшие восемнадцати.
— Да? А оружие, значит, и несовершеннолетним выдают?
— Я взял его у друга. Мне пока только дубинка причитается.
— Дато, ты учиться должен! А не с дубинками, тем более с винтовками, по городу бегать!
— Всегда успею выучиться.
— Берешь пример с Джабо?
— А что? Отличный пример.
— Нет, не отличный, — послышался голос Зуры. Он вернулся в комнату. — Джабо, при всем моем уважении к его талантам, самый большой грешник из всех, кого я знаю.
— Пусть так. Но в учебе я тоже пользы не вижу. Вот закончишь ты университет, и что? Кому ты нужен будешь со своим дипломом литературоведа? Сейчас такие времена, когда стране нужнее солдаты…
— Ты хотел сказать пушечное мясо? Такие наивные парни, как ты, не обученные военному делу, но с горящими глазами и мозгами, засоренными патриотическим мусором? Любому человеку надо сначала научиться думать! А для этого он должен образовываться…
— Меня жизнь учит, — отмахнулся Дато. — И можешь мне морали не читать — бесполезно. У меня к ним с детства иммунитет. Уж сколько от матери я их выслушал, не счесть.
— Выходит, ты стал башибузуком, — грустно заметила Маша.
— Я стал рыцарем, — возразил Дато.
Зура тем временем снял с его руки окровавленный бинт. Швырнул его на пол. Рана была неглубокой, но обширной. И сильно кровоточила. Зураб промыл ее, наложил новую повязку. Получилось у него на удивление ловко.
— Ты как опытный санитар действуешь, — похвалила его Маша. — Молодец.
— А я и есть санитар, — усмехнулся Зура. — Когда в школе у нас военизированная игра «Зарница» проводилась, я записался в отряд медслужбы. Был там единственным мальчиком.
— Не знала, что ты когда-то хотел стать врачом.
— Никогда не хотел. Просто, если война… Я не желаю убивать людей. Только помогать им.
Дато скорчил гримасу, но не стал вступать в полемику. Положив голову на Машины колени, заглянул ей в глаза.
— Ты как, малыш? — Деликатный Зураб тут же ушел в соседнюю комнату.
— Плохо. Вместо того чтобы думать о завтрашней премьере, я переживаю за тебя.
— Не стоит… — И опять его улыбка с «завитушками». И ласкающий взгляд… — Сосредоточься на своей роли. Не можешь же ты опозориться перед будущим мужем…
— Папа никогда не разрешит мне выйти за тебя, — грустно проговорила Маша. Она была уверена, что это не помешает ей стать женой Дато. Она пойдет против всего мира, лишь бы быть с ним, но… Она так любила своих родителей, хоть и постоянно в последнее время с ними ругалась… И мечтала о том, чтобы отец, он был ей ближе матери, одобрил ее выбор.
— Я докажу ему, что я стоящий человек. Не переживай! — Вот так Дато ко всему легко относился. И его оптимизм был заразителен. — А теперь я посплю, ладно? Ты только не уходи сразу, посиди со мной, хорошо?
— Договорились.
Он переместил голову на подушку. Но ее руку положил под щеку и закрыл глаза. Через пару минут он засопел. Маша осторожно высвободила кисть, легонько поцеловала любимого в висок и покинула дом Ристави. Несмотря ни на что, она была счастлива. Ведь ее Дато жив!
Маша стояла перед зеркалом и с восторгом рассматривала свое отражение. Какая же она сегодня красивая!
Нежное кремовое платье из кружев, с обтягивающим лифом и пышной юбкой до щиколоток, белые босоножки на каблуке, в руках букет лилий…
Темные волосы завиты на крупные бигуди и собраны в хвост на макушке. Челка до бровей. Можно было бы постричь, но Маша решила оставить ее длинной. Чтоб глаза ярче сверкали.
— Как дела, доченька? — услышала она за спиной голос папы. — Готова к важному событию?
Маша кивнула.
— Выглядишь потрясающе. — Он подошел, обнял ее за плечи и поцеловал в макушку.
— Я почему-то волнуюсь, — призналась Маша. — Как будто перед премьерой…
— Но ведь предстоящее событие своего рода премьера. — Он полез в карман. Маша следила за движением его рук, но отец попросил: — Закрой глаза.
Маша зажмурилась.
— Теперь открывай…