Мемуары мертвого незнакомца

Домой Маша возвратилась в шесть. Дато довез ее до соседнего дома. Они побоялись, что рычание мотора разбудит родителей. Конечно же, он пошел ее провожать. Остановились у подъезда, чтобы поцеловаться… и тут…

Машино сердце екнуло. Что такое?

Она задрала голову и посмотрела на окна своей квартиры. Ей почудилось, что кто-то из родителей выглянул на улицу и ее раскрыли…

Но нет!

— Что с тобой? — спросил Дато.

— Что?

— Ты задеревенела будто…

— Как-то нехорошо мне.

— На банкете что-то не то съела, наверное.

— Нет, не в этом дело. Тут неспокойно… — И она похлопала себя по груди. Там, где колотилось сердце. — Уж не случилось ли чего?

И она торопливо зашагала к подъездной двери. Дато, помешкав, двинулся следом.

— Смотри! — воскликнула Маша, указав на бурые пятна, покрывающие ступени лестницы. — Что это?

— Краска, — ответил Дато. Он видел, что это кровь, но не хотел Машу пугать.

— Нет, не похоже…

Дверь в квартиру оказалась открытой. Не нараспашку, но щель была достаточной для того, чтобы увидеть, что в прихожей лежит человек. Маша узнала охранника отца Рамаза. В последнее время он сопровождал Селезнева почти постоянно. Он владел карате и отлично стрелял. А еще был очень хорош собой. Поэтому соседка Ирма постоянно строила ему глазки…

— Маша, стой! — Дато схватил ее за руку, не давая войти в квартиру.

Но в ней откуда-то взялось столько сил, что она смогла вырваться.

Влетев в прихожую, Маша чуть было не упала на мертвого Рамаза, споткнувшись о его ноги. Удержавшись за стену, она двинулась в глубь квартиры.

Длинный коридор… На светлом паркете капли крови.

Точка — тире… тире, тире — точка…

Маленькая капелька, большая… большая, большая — маленькая.

Как морзянка!

Папа учил ее этой азбуке в детстве. Но сейчас Маша ничегошеньки не помнила.

Спальня родителей. Дверь в нее белая со стеклом под хрусталь. Очень красивая…

Теперь на ней кровавый мазок.

Маша толкнула дверь.

Бежевые обои, золотистые занавески, мебель «слоновая кость». Богатое, как говорила бабушка, покрывало на кровати. Турецкое, расшитое парчой и камнями. Оно тоже было светлым когда-то…

Теперь его покрывали бурые пятна! Самое большое растеклось по краю, страшное, как воронка, затягивающая в себя…

— Нет, — прошептала она. — Нет! — Голос стал громче. — Неееет! — закричала Маша.

Папа… Мама…

Они лежали на полу возле кровати…

И даже в смерти оставались вместе — рука отца лежала на груди мамы. Он как будто пытался защитить ее…

Но не смог.

Тела родителей были изрешечены пулями. Тогда как Рамазу перерезали горло.

Маша рухнула на пол, подползла к ним, легла рядом с мамой и положила ладонь поверх папиной руки…

Она желала умереть вместе с ними.

* * *

Балкон. Чашка кофе. Сигарета… Первая в жизни.

Маша неглубоко затянулась и дала дыму просочиться в легкие.

Прислушалась к ощущениям. Не сказать, что очень приятно. Но и отвращения нет.

Сделала еще затяжку. Выпустила дым. Посмотрела, как его струйка развеивается ветром.

— Ты куришь? — услышала она возмущенный голос бабушки.

— Нет, — не оборачиваясь, ответила Маша. — Просто пытаюсь расслабиться.

— Получилось?

— Немного.

Бабушка отобрала у нее сигарету и, затушив о перила балкона, швырнула в палисадник.

— Давай я тебе валерианки накапаю лучше.

— Я столько выпила за эти дни всевозможных успокоительных средств, что уже писаю ими.

Бабушка опустилась на стул рядом с внучкой. Она всегда была моложавой. Выглядела не как мать сына Сергея, а как старшая сестра. Но за последнюю неделю она здорово сдала. Превратилась в старушку. Хотя продолжала подкрашиваться, делать прическу. Но чуть сгорбилась спина, морщины стали глубже, рот суше, а в глазах столько тоски…

— Бабулечка, я не знаю, как жить, — всхлипнула Маша. — Без них… как?

— Так, чтобы они, глядя с небес, радовались за тебя.

— О… это невозможно! — Слезы брызнули из глаз. — Я не радовала маму с папой, когда они были живы, и теперь не смогу…

Бабушка протянула ей платок. Маша отмахнулась, вытерлась ладонью. Сколько слез она пролила за последние дни (сегодня был девятый — только что закончились поминки), а слезы все лились.

— Послезавтра мы уезжаем, помнишь?

— Я никуда не поеду… — сказала Маша.

— Маша, детка, здесь ты не останешься.

— Останусь, — упрямо возразила Маша. — Мой дом здесь.

— Тут опасно, это раз. Два, ты пока несовершеннолетняя и не можешь решать самостоятельно, где тебе жить. Я твоя единственная родственница, и я тебя забираю в Москву. Точка!

Следствие по факту убийства родителей Маши и телохранителя отца шло полным ходом. Сам Або Адаладзе подключил свои связи, чтобы те, кто причастен к их гибели, были пойманы. Вот только никаких положительных результатов расследование по горячим следам не дало. Рамаз открыл дверь, ему перерезали горло, а хозяев квартиры застрелили в спальне из пистолета с глушителем. Ничего ценного не пропало. Вот и все факты. Ни отпечатков, ни свидетелей. Не ясен и мотив. Убийство даже политическим назвать нельзя, потому что Сергей Селезнев был не такой важной фигурой в игре «престолов» и ничего не решал.