Мемуары придворного карлика, гностика по убеждению

Я знаю, что отречение от соблазна плотского удовольствия – единственно верный путь из этого ада; да, плоть действительно является источником удовольствия, и Создатель сделал ее такой нарочно, чтобы несчастные созданные по его замыслу дети могли бесконечно воспроизводить себя. И пока они бьются в слизи и дерьме, Йалдабаот-Йахве (или как бы он ни звался) стоит над ними и кричит: «Поклоняйтесь мне! Склонитесь предо мной! Почитайте меня! Меня! Меня!» Это он дал мне уродливое тело, я это знаю точно, поскольку просто невозможно представить, чтобы Истинный Отец пожелал бы взвалить на меня такое бремя. Поэтому я как раз сознаю, какие наслаждения может дать плоть, и я их отвергаю, либо воздержанием, либо извращением. Я просто не могу забыть о том, что точно так же, как шепот ночи пронзают стоны и вздохи от сладострастно пульсирующего сплетения рук и ног, каждым утром бесчисленные предсмертные хрипы поют элегию новому дню; что губы, прижатые в пылу страсти к бедру или груди, совсем скоро, сухие как пергамент, задрожат и испустят последний зловонный вздох. Любовников может охватить блаженство, но в следующий раз их охватит черная прямоугольная яма в земле. Я констатирую факты, на этих фактах и основана моя приверженность принципам гностицизма.

(О, я прочитал, что написал только что! Под старость я глупею!)

Благодаря военачальнику Юлию II мое одинокое существование закончилось, так как он объявил войну Флорентийской республике, которая в течение всей кампании против папства поддерживала Францию, и кардинал Джованни де Медичи снова был поставлен во главе папских войск, усиленных испанскими солдатами. Прато был жестоко разграблен, и кардинал де Медичи был не в состоянии умерить зверства испанцев. До смерти запуганные теперь флорентийцы сдались, и в сентябре Медичи снова ступил на родную землю – первым приехал Джулиано, затем кардинал, но раньше их обоих прибыл Серапика.

У меня возникло непередаваемо жуткое ощущение, когда я столкнулся с человеком, явно не карликом, но близким к тому, чтобы им считаться; могу даже сказать, что если бы он не был правильно (и даже красиво) сложен, то вполне мог бы считаться карликом. Он излучал какую-то отрешенную утонченность, которая делала его очень привлекательным. Его темные волосы были длинны, и это удивительным образом подчеркивало безукоризненную перламутровую кожу цвета светлого стеатита. Позднее он рассказывал мне, что омывал каждое утро лицо смесью сливок и спермы мальчиков, но не представляю, откуда он брал последнее, так что я мало этому верю. Думаю, ему просто хотелось, чтобы так думали. Он производил впечатление экзотического растения, роскошного хрупкого цветочка, который нежно лелеют в оранжерейной среде элегантности и изысканности.

– Так, значит, ты и есть Пеппе? – задал он риторический вопрос. – Надеюсь, милый, ты относился к моему дому как к собственному! Я так долго в нем не был, дом наверняка тосковал по жильцу. Слуги хорошо о тебе заботились?

– Очень хорошо. Я просто не знаю, как вас отблагодарить…

– Не нужно никаких благодарностей, милый. Всем друзьям Андреа де Коллини здесь рады.

Мы сели за круглый стол из персикового мрамора на трех бронзовых ножках, в замысловатый узор которых въелась патина. На столе стояли майоликовый кувшин со сладким вином, такие же чашки и блюдо с миндальными dragees.

– Очень их люблю, – объяснил он, вложил одну конфетку в розовый бутон губок и начал звучно сосать. – Это то, что можно назвать моей личной резиденцией. У меня есть также апартаменты с Его Высокопреосвященством.

– Его Высокопреосвященством? – переспросил я, – С каким именно Высокопреосвященством?

– Ну, милый! Конечно же с Джованни де Медичи! Я прибыл раньше него и Джулиано, чтобы все подготовить. Он здесь так долго не был – можешь это представить? Был выслан из города, который практически был рожден его дедом. Здесь творилось просто безумие, ведь так?

– М-да, в городе было неспокойно, – сказал я.

– Неспокойно? Милый, да отцы города просто обосрались! Конечно, никто не хотел, чтобы Его Преосвященство пошел в наступление и захватил город, да еще во главе этих зверей испанцев – ходят слухи, что в Прато насиловали не только женщин, но и мужчин, – так что ему город преподнесли на блюдечке. Ну и правильно, у флорентийцев ведь очень короткая память. В общем, мне надо сделать просто кучу дел до того, как приедут он и Джулиано. От тебя, конечно, потребуется помощь. Его Преосвященство просто абсолютно на меня полагается – он совсем не то, что это старое ракообразное Сансеверино.

– Кардинал Сансеверино? Тот, что прошел через Фламинию, намереваясь сместить Юлия?