Мендель

Все были счастливы, и Терезия в особенности была счастлива. И новобрачный Леопольд Шиндлер (однофамилец директора Технического училища), молодой хинчицкий крестьянин, оказался и милым, и добрым, и заботливым, совсем непохожим характером на Алоиса Штурма. Все годы, пока зять Леопольд был жив, Мендель относился к нему с той же нежностью, как и к младшей сестре. Пока был жив отец, он адресовал свои письма «дражайшим родителям», но непременно посылал Леопольду сердечные приветы и специально для него сообщал, какие в Брюнне на рынке цены на рожь, пшеницу, ячмень, какие виды на урожай, а следовательно, на конъюнктуру в будущем. После смерти отца письма он адресовал Леопольду, как признанному хозяину дома.

В доме Шиндлеров и родителей эти письма заменяли газеты. И как всякие газеты, они при внимательном чтении могут сообщать не только о событиях, но и о своем издателе.

А событий было много в ту пору. События были бурными.

И например, очередной, датированный 22 февраля 1853 года обзор важнейших европейских событий для «Нью-Йорк дейли трибюн», человек иного склада, масштаба, судьбы — постоянный лондонский корреспондент этой газеты Карл Маркс начал так [39]

.

«Телеграф сообщает следующие новости из Штульвейсенбурга:

«18 сего месяца в 1 час дня на гулявшего вдоль венской крепостной стены австрийского императора Франца-Иосифа стремительно напал венгерский портной-подмастерье по имени Ласло Либени, бывший гусар из Вены, и нанес ему удар кинжалом. Удар был парирован адъютантом, графом О'Доннеллем. Франц-Иосиф ранен ниже затылка. Венгр, которому 21 год, был повержен на землю ударом сабли адъютанта и немедленно арестован».

«…В Венгрии, — продолжал Маркс, — только что раскрыт очень широкий заговор с целью свержения австрийского господства.

«Wiener Zeitung» публикует несколько приговоров военного суда по делу 39 лиц, которые обвинялись главным образом в том, что они состояли в заговоре с Кошутом и Рущаком из Гамбурга.

Немедленно после подавления революционного восстания в Милане Радецкий издал приказы о прекращении всякого сообщения с Пьемонтом и Швейцарией…

…Миланское восстание замечательно, как симптом приближающегося революционного кризиса на всем Европейском континенте. Оно достойно восхищения как героический акт горстки пролетариев, которые, будучи вооружены лишь ножами, отважились напасть на такую твердыню, как гарнизон и расквартированная вокруг армия в 40 тысяч лучших солдат Европы, в то время как итальянские сыны Мамоны предавались пляскам, пению и пиршествам среди крови и слез своей униженной и растерзанной нации. Но в качестве исхода вечных заговоров Мадзини, его напыщенных воззваний, его высокомерных декламаций против французского народа, это восстание является весьма жалким по своим результатам. Будем, однако, надеяться, что этим revolutions improvisees [40]

, как называют их французы, отныне положен конец. Слыхал ли кто когда-нибудь, чтобы великие импровизаторы были также великими поэтами? В политике дело обстоит так же, как в поэзии. Революции никогда не делаются по приказу. После страшного опыта 1848 и 1849 гг., для того чтобы вызвать национальную революцию, требуется нечто большее, чем бумажные призывы находящихся вдали вождей… [41]

Что революция побеждает даже тогда, когда она терпит поражение, видно лучше всего по тому страху, который миланская echauffouree [42] возбудила среди континентальных властителей, поразив их в самое сердце…

…В первую минуту тревога была так велика, что в Берлине было арестовано около двадцати жителей, и единственной причиной ареста явилось «глубокое впечатление» от миланских событий… В Вене аресты и домашние обыски сделались повседневным явлением. Между Россией, Пруссией и Австрией немедленно начались переговоры о том, чтобы заявить английскому правительству совместный протест по поводу политических эмигрантов. Как слабы, как бессильны так называемые европейские «силы»! Они чувствуют, что все троны Европы сотрясаются до самого основания при первых же предвестниках революционного землетрясения. Окруженные своими армиями, виселицами, тюрьмами, они содрогаются перед тем, что сами же называют «разрушительными поползновениями немногих подкупленных злоумышленников».

«Спокойствие восстановлено». Да, это так. То зловещее, страшное спокойствие, которое наступает между первой вспышкой бури и ее повторным мощным ударом…»

Так писал человек, каждой своей клеточкой ощущавший поступь истории.

Статья Маркса увидела свет в номере «Нью-Йорк дейли трибюн» от 8 марта 1853 года.

…В мартовские дни этого года вольнослушатель Венского университета каноник отшельнического ордена святого Августина Грегор Мендель корпел над микроскопом в лаборатории Унгера, одного из первых цитологов мира. Он учился окрашивать препараты.