Менеджмент. Природа и структура организаций

Самый простой довод заключался в том, что управленческая дискуссия социальной ответственности имеет абсолютно риторический характер и не подразумевает никакого реального действия. Эрл Чейт писал, что «Евангелием социальной ответственности» является то, что она «призвана оправдать власть менеджеров над бесхозной системой»[211].

Другие специалисты считают, что бизнесмены изначально лишены личностных качеств и способностей, необходимых для того, чтобы преследовать социальные цели. Т. Левитт, например, утверждает, что профессиональные менеджеры достигают верхушки иерархии в первую очередь благодаря тому, что максимально верны своим фирмам и отраслям; в результате их знание социальных проблем очень ограниченно[212]

. Третьи стоят на том, что ориентация на эффективность делает бизнес-лидеров вообще не способными решать сложные социальные проблемы (ведь это требует гибкости и политической хитрости, поскольку зачастую приходится искать решения совсем неэкономического характера).

Однако дальше всего зашли критики, утверждающие, что бизнесмены просто не имеют права тратить время на достижение социальных целей. «Кто уполномочивал их на это?» – вопрошает, например, Брейбрук[213], делая выпад слева. Какое они имеют право – они, выбирающие сами себя или в лучшем случае назначенные акционерами, – навязывать обществу свою интерпретацию общественного блага? Пусть уж за достижением социальных целей следят избранные всенародным голосованием политики, непосредственно ответственные перед гражданами своей страны.

Но не менее резкая критика раздается и с правого фланга. Милтон Фридман пишет, что социальная ответственность сводится к одному, к трате денег других людей – если не акционеров, то потребителей или работников. Пользуясь уничижительной терминологией идеологов правого толка, Фридман делает вывод, что социальная ответственность представляет в своей основе «фундаментально подрывную доктрину», потому что речь в данном случае идет о «чистом, без примесей социализме», поддерживаемом бизнесменами, которые являются «невольными марионетками в руках интеллектуальных сил, на протяжении нескольких последних десятилетий подрывающих основу свободного общества». Для Фридмана «в бизнесе существует одна и только одна социальная ответственность – использовать его ресурсы и эксплуатировать направления деятельности, призванные повысить его прибыльность до тех пор, пока все эти действия остаются в рамках игры»[214]

. Иными словами, бизнесмены должны заниматься своим делом, т. е. непосредственно бизнесом.

Доказательства существования социальной ответственности

Эмпирическое, основанное на реальном опыте доказательство существования социальной ответственности вряд ли можно назвать намного более оптимистичным. С. Бреннер и Е. Моландэр, сравнивая результаты опроса читателей Harvard Business Review, проведенного в 1977 г., с опросом, имевшим место пятнадцать лет раньше, пришли к выводу, что «респонденты намного циничнее оценивают этичность поведения своих коллег», чем прежде. Почти половина опрошенных была согласна с утверждением, что «американский бизнес-руководитель высокого ранга склонен не руководствоваться в своей непосредственной работе основными нормами морали. Для этого он слишком озабочен прибылью»[215]

. Только 5 % участников опроса включили социальную ответственность в список факторов, «влияющих на этические стандарты», в то время как 31 % и 20 % внесли в этот список два фактора, связанных с проведением кампаний с целью оказания давления, и 10 % – фактор регулирования.

Современную корпорацию часто описывают как исключительно рациональный, по сути своей лишенный морали институт; а ее профессиональных менеджеров – как «наемников», которые с максимальной «продуктивностью» преследуют любую цель, которую их просят преследовать. Проблема заключается в том (по причинам, которые мы подробно обсудим в следующей главе), что эту «продуктивность» можно оценить и измерить, поэтому «ружья» этих наемников неизменно «заряжены» лишь теми целями, которые можно точно калькулировать. Социальные же цели, в отличие от экономических, количественной оценке не подлежат. В итоге системы контроля эффективности труда – от которых современные корпорации очень сильно зависят, – как правило, изгоняют социальные цели во имя достижения экономических[216].

В итоге в современной крупной корпорации профессиональная аморальность нередко оборачивается моральностью с экономической точки зрения. А когда гайки систем контроля эффективности труда закручиваются слишком сильно, экономическая мораль может обернуться социальной безнравственностью. И случается это довольно часто: один из авторов Fortune

обнаружил, что в 1970-х гг. «на удивление большое число [крупных компаний] было уличено в откровенно безнравственных действиях» – по меньшей мере, 117 из исследованных им 1043 фирм[217].

Следовательно, нам нужно хорошенько подумать, можем ли мы следовать призыву «Доверяй!».