Менеджмент. Природа и структура организаций

А если это действительно так, то механистические бюрократии, поскольку они приемлют только эту узкую форму рациональности, следует рассматривать как иррациональные организации. Такая рациональность была их навязчивой идеей с того самого времени, как Фредерик Тейлор столетие назад начал исследовать рабочие операции и затраты времени фабричных рабочих. Целью ученого было полностью искоренить в работниках инстинкт, интуицию и суждение и оставить только эту узкую форму рациональности. Когда после Второй мировой войны огромную популярность приобрели «рациональные» методы исследования операций и формальные информационные системы, из фабричных цехов эта ориентация перекочевала в кабинеты менеджеров. Затем она поднялась еще выше по иерархической лестнице, а кульминацией стало использование «стратегического планирования» на уровне высшего руководства компаний. Такое «рациональное» мышление начало доминировать и в наших бизнес-школах, которые упорно обучают будущих менеджеров так, будто их мозг состоит всего из одного полушария. Так что в старой шутке, в которой говорится, что MBA (Master of Business Administration) расшифровывается не как «магистр делового администрирования», а как «управление по анализам» (management by analysis), есть огромная доля правды.

Не следует забывать, что «рациональность» в менеджменте – в бизнес-компании, государственном органе управления или в парагосударственном секторе экономики – означает одно и то же. Рационализировать – это практически всегда значит урезать, сокращать и уничтожать, а не интегрировать, или расти, или создавать. В сущности, для современного менеджера рационализация – то же самое, что для средневекового лекаря делать кровопускание. Не важно, в какой форме она проявляется – увольнение работников, урезание бюджета, реструктуризация и т. д., – для механистической бюрократии это решение всех ее проблем. Интеграция, рост и созидание в значительной мере зависят от другого образа мышления – от умения охватить картину целиком, – а эти процессы, судя по всему, выходят за рамки способностей механистической бюрократии.

Такое рациональное отношение обычно поощряют и приветствуют люди, хорошо разбирающиеся в цифрах – технократы, – для которых контроль означает не навыки, а правила; поведение – не нормы, а стандарты; процедура принятия решений – не интуицию, а анализ. Когда же возникает потребность в какой-то другой форме мышления, механистическая бюрократия в большинстве случаев не способна действовать соответствующим образом. Так, маленьким независимым фирмам, поглощенным крупной корпорацией, не позволено оставаться свободными и неформальными; в прошлом известным своим энтузиазмом и вдохновением организациям, вошедшим в состав конгломератов, не разрешают верить ни во что, кроме точно измеряемых показателей эффективности (прежде всего кроме основных показателей экономической деятельности); творческим и профессиональным организациям, оказавшимся под контролем крупных государственных органов, запрещается заниматься новаторством и совершенствоваться в профессиональном плане. Поведение любого члена механистической бюрократии становится объектом технократического контроля – с использованием жестких правил, четких стандартов и анализа.

Наиболее явно – и наиболее иррациональным образом – это проявляется в наших системах школьного образования, которые, с моей точки зрения, сегодня превратились в зоны неизбежной катастрофы. Во имя рациональности наше образование было буквально наводнено учебными планами, тщательно разработанными в кабинетах, расположенных вдалеке от школьных классов, и было загнано в материальные рамки, обеспечивающие прежде всего максимальную экономичность этой системы. В общем, и то и другое на бумаге выглядит просто замечательно. Но оба эти обстоятельства, навязывая формы контроля, просто несовместимые с областью деятельности, о которой мы сейчас говорим (по причинам, которые будут проанализированы несколько позднее), привели к беспрецедентному отчуждению и истинному психозу. В итоге в этой и во многих других областях человеческой деятельности мы пришли к созданию «рационально» сконструированных организационных машин, которые начали угрожать нам; машин, в которых люди ненавидят работать и услуги от которых им крайне неприятно принимать.