Меня уже не существует

Полагаю, в таком случае гораздо проще с дальними знакомыми, убрать-то нужно не многое. Ведь и в обычной жизни мы забыли массу людей, с которыми когда-то недолго общались. Но как быть с Владом? С ним у нас полно ярких совместных воспоминаний, особенно за последние годы, когда мы еще сильнее сдружились. Неужели все это может просто испариться? Это же целый кусок жизни!

С другой стороны, что мы вообще помним? Кусок жизни пройден, в памяти он сжимается в смутный сгусток, обволакиваемый одной-двумя титульными картинками, и что-то подправить в этом сгустке может оказаться не так сложно, жизнь-то менять не надо.

Когда мы проводим вечер в большой компании, то мы же не смотрим все время на одного человека, даже если это самый близкий друг. И если стереть эпизоды взаимодействия с ним, то общее, потускневшее со временем, воспоминание о конкретном вечере не особо потеряет. К тому же, если человека ничего в данном воспоминании не смутит, то он и не станет в нем копаться. Оно промелькнет несколькими подсознательно выбранными бликами, смешается в сквозной образ-эмоцию и вернется туда, откуда пришло.

Вечера, проведенные вдвоем, часы, наполненные упоительным общением, с частым нашим спутником – алкоголем. Как быть с ними? Ведь благодаря этому общению мы уже заплели столько ассоциаций, что по многим поводам можем вспомнить друг друга. И здесь уже не получится просто стереть взаимодействие со мной, Влад же не мог проводить это время сам. Тут нужно убрать общее послевкусие со всеми вытекающими. Нужно убедить человека в том, что этих вечеров не было.

Но, может, я переоцениваю воздействие этого послевкусия. Может, я просто более чуткий и подверженный его влиянию. Ведь если допустить, что этой силе удалось так ювелирно вынуть из памяти людей некие эпизоды, то она способна изъять и целый сгусток, осторожно отрезав все ассоциативные нити, тянущиеся к нему из разных сторон. И оставить человека разве что в смутном недоумении, если он случайно нащупает один из самых толстых ассоциативных канатов, тянущийся теперь в пропасть забвения.

Но вследствие этого меня беспокоит одна мысль. Она саднит сознание, словно разбитое колено.

«А вдруг для Влада все это имело не такое глубокое значение? Вдруг наша дружба значила для него меньше, чем для меня? И именно поэтому с ним удалось провернуть такую операцию»

А главное – почему он не узнал меня сегодня визуально, даже после того, как вспомнил обо мне при телефонном разговоре. Ведь искра узнавания промелькнула в его глазах лишь в одно мгновение, когда он уже убегал, а я окликнул его. В остальное время Влад не видел меня, он видел другого, незнакомого человека. Но как такое возможно? Внешне я не поменялся, а только уменьшился в размере. Лицо мое такое же, как и прежде.

А может, с его стороны все было по-иному? Может, он так и не вспомнил меня до конца, когда я позвонил, по крайней мере не мог припомнить, как я точно выгляжу. Своим звонком я воззвал Влада к ассоциативным канатам, и он осознал, что они вели когда-то к целому сгустку, другу по имени Дима, множеству времени, проведенному вместе. Но как проведенному? Похоже, Влад не мог восстановить в памяти что-либо конкретное, луч фонаря ничего не выхватывал в темной комнате забытых чувств, и это привело его в величайшее смятение. Потому неудивительно, что он не узнал уменьшенную копию друга, которого толком и не вспомнил.

13

Последние пару дней мои мысли путаются, но я не особо стараюсь в них разбираться. Я много пью, запасы еще позволяют, к тому же теперь мне надо меньше алкоголя, чтобы быть пьяным. Я хотел почитать и взял интересную книгу, но дело не задалось, поскольку мне почему-то было трудно сосредоточиться на тексте. Такое произошло со мной наверно впервые, но я не стал на этом зацикливаться. Посмотрел несколько фильмов, в основном те, что любил в детстве. Соприкасаясь с чем-то родным, я желал найти утешение, на время забыться, и отчасти мне это удалось. Меня захватила ностальгия, окутала своей чарующей атмосферой, но воспоминаний на удивление было не много, больше ощущений, витающих надо мной в тусклом облаке.

Также я слушал много музыки, лежа на кровати и отдаваясь туманным грезам. И почти ни о чем всерьез не думал. В какой-то степени я чувствовал потребность расслабить голову и с легким сердцем ей отдавался. Все равно мои мысли, какие они ни были, ни к чему не привели в данных обстоятельствах.