Читаем Меня зовут Лю Юэцзинь полностью

Потом Лао Син стал и вовсе избегать встреч с Лю Юэцзинем. На его телефонные звонки он тоже не отвечал. Лю Юэцзинь в нем весьма разочаровался, но поскольку тот был полицейским, разобраться с ним он не мог. Не в силах добраться до Лао Сина, Лю Юэцзинь от него отстал и снова начал искать воров самостоятельно. Но прошла неделя, а на след воров он так и не напал. С каждым днем шансов их отыскать становилось все меньше. И все-таки Лю Юэцзинь не отчаивался. Продолжая выполнять свои обязанности повара на стройплощадке, он в течение недели урывками занимался поиском. Вот чего Лю Юэцзинь не мог понять, так это того, как после гибели Янь Гэ стройка тотчас оказалась в руках другого хозяина, при этом само строительство не прекращалось, как будто ничего и не произошло. Когда новый хозяин заявился принять объект, он зашел и в столовую, поэтому Лю Юэцзиню удалось на него взглянуть: это был жизнерадостный толстяк с квадратной головой. Жэнь Баолян, обращаясь к нему, называл его Суй И. Однако никакого дела до этого Суй И Лю Юэцзиню не было, его по-прежнему волновала лишь его сумка. Прожив в Пекине шесть лет, Лю Юэцзинь с этим мегаполисом так толком и не познакомился. Зато пока он искал сумку (двадцать дней до и еще полмесяца после указанных событий, итого – тридцать с лишним дней), Лю Юэцзинь успел изучить все улицы Пекина, большие и маленькие, все его переулки и закоулки, все привлекательные для воров уголки. Однако за все это время Лю Юэцзинь так и не нашел банду. Наконец совершенно случайно он узнал, что искал он ее вообще зря. Бандитов он искал ради сумки, сумку – ради расписки, а расписку – чтобы предъявить прохвосту Ли Гэншэну. Но кто бы мог подумать, что тот без всякой расписки точно в срок возьмет и выплатит положенную сумму? Только выплатил он эту сумму не Лю Юэцзиню, а его сыну Лю Пэнцзюю. Когда у Лю Юэцзиня украли сумку, Лю Пэнцзюй находился у себя дома в Хэнани и ничего не знал. Когда Лю Юэцзинь подобрал чужую сумку, Лю Пэнцзюй с подружкой приехал в Пекин, тогда же эту сумку они и забрали. Из-за этой сумки их похитили и даже пытали. Их кожа была покрыта ожогами от окурков. Когда уже все завершилось, Лю Пэнцзюй негодовал на отца, обвиняя его в том, что тот, утаив правду, заставил его пережить такой ужас. Тогда же ему открылась правда о первой сумке Лю Юэцзиня. Так из-за флешки Лю Пэнцзюй узнал и о расписке. Пока Лю Пэнцзюй пребывал в неведении, все шло своим чередом, однако, выяснив все обстоятельства дела, он решил окупить свои страдания. Он не стал связываться с отцом, который продолжал искать свою сумку, а вместо этого прямиком отправился в Хэнань к своему отчиму Ли Гэншэну и потребовал у него шестьдесят тысяч. Он заявил, что пребывал в полном неведении о делах шестилетней давности, и тут же заверил, что теперь с такой ситуацией мириться не намерен. Он поставил свое условие: или Ли Гэншэн выплачивает ему деньги и они полюбовно расходятся, или он, Лю Пэнцзюй, отомстит за своего безответного отца. Его пафосная речь отчасти напоминала речь Гамлета, отчасти – заявление наследника престола. До Ли Гэншэна уже дошла новость о том, что Лю Юэцзинь сначала потерял одну, потом нашел другую сумку, узнал он и об утраченной расписке, поэтому стал прибегать к разного рода отговоркам, заявляя, что никакой расписки он вообще не писал. Принимая возмущенный вид, он ругался: «Да этот Лю Юэцзинь врун еще тот! Попадись он мне, так я его отделаю как следует, чтобы не болтал всякой чепухи!» Тогда подружка Лю Пэнцзюя посоветовала ему обратиться к матери. Пусть Ли Гэншэн нахально отрицал факт наличия расписки, но Хуан Сяопин не могла не знать о том, что случилось шесть лет назад. Все-таки родная мать – это не отчим. Однако Лю Пэнцзюй не стал обращаться к матери. На следующий день, дождавшись, когда Хуан Сяопин отлучится в парикмахерскую, Лю Пэнцзюй потихоньку унес из дома новорожденного ребенка Ли Гэншэна и Хуан Сяоцин. Малышу исполнилось чуть больше двух месяцев, поэтому выкрасть его спящим из кроватки не составило труда. Лю Пэнцзюй увез ребенка в Лоян. Там он поселился в гостинице и, позвонив Ли Гэншэну, потребовал от него в течение трех дней произвести оплату после чего обещал возвратить ребенка. Он пригрозил, что в случае отказа задушит их выродка. Обалдев от такой наглости, Ли Гэншэн собрался обратиться в полицию. Однако Хуан Сяоцин этому воспротивилась. Устроив истерику, она обвинила его в том, что шесть лет назад он разрушил их семью. Ли Гэншэну, корившему себя за глупость, мол, каких только ураганов не пережил, а в канаве чуть не утонул, пришлось смириться с потерей и смиренно выплатить Лю Пэнцзюю шестьдесят тысяч юаней. Итак, Лю Пэнцзюй уже прикарманил денежки, а Лю Юэцзинь в полном неведении продолжал рыскать по Пекину. А узнал он об этом от Лао Гао, что держал ресторанчик хэнаньской кухни в районе Вэйгунцунь. В тот день Лю Юэцзинь снова искал банду, ему по-прежнему не везло, и, проходя мимо заведения Лао Гао, он решил зайти туда передохнуть, а заодно рассказать другу о наболевшем: как сначала он лишился своей сумки, как потом подобрал чужую, как из-за всего этого его чуть не убили, и как в конце концов он снова остался ни с чем. Сам же Лао Гао только что вернулся из Хэнани, поэтому, не дав Лю Юэцзиню раскрыть рот, он тут же ошарашил его свежей новостью. Выслушав Лао Гао, Лю Юэцзинь почувствовал, как в висках у него застучало. Такая развязка превзошла все его ожидания. Без всяких объяснений Лю Юэцзинь выскочил из ресторанчика Лао Гао и, даже не заходя на стройплощадку, прямиком отправился на Западный вокзал, где купил ближайший билет до Хэнани. Сойдя с поезда в Лояне, он пересел на междугородный автобус и добрался до Лошуя. Пусть Ли Гэншэн и выплатил деньги, но предназначались они не Лю Пэнцзюю, а Лю Юэцзиню. Последний связывал с ними все свои надежды. Эти шестьдесят тысяч он намеревался вложить в свою старость, с их же помощью мечтал расположить к себе Ма Маньли. После всего пережитого Ма Маньли не желала знаться с Лю Юэцзинем, ведь, втянув ее в свои дела, он чуть не отправил ее на тот свет. Однако совместно пережитые трудности вывели их отношения на новый уровень, поэтому, что бы там Ма Маньли не говорила, а отрицать этого она не могла. Эти деньги Лю Юэцзинь мечтал вложить в свой собственный ресторан, чтобы разбогатеть и заставить Ма Маньли посмотреть на него другими глазами. Впрочем, сами деньги тут были ни при чем, главное, что с их помощью он мог обрести самодостаточность. А уж тогда ему не пришлось бы оглядываться на других, у него развязался бы язык, и он бы перестал переживать, что не может подступиться к Ма Маньли. Ради таких планов Лю Юэцзиню было не жалко потратить еще полмесяца с лишним на поиск сумки. Роковые приключения кое в чем изменили Лю Юэцзиня: если раньше неразрешимые проблемы толкали его к самоубийству, как, например, в первые минуты после пропажи сумки, то, подобрав чужую сумку и превратившись в объект поиска, он уже не думал о самоубийстве. Если раньше, думая о самоубийстве, он всегда оставался один на один со своими проблемами, то, когда он спасался от преследования, у него просто не оставалось времени думать о таких вещах. Иначе говоря, вляпавшись в серьезную переделку, Лю Юэцзинь осознал, насколько мелкими были все его предыдущие проблемы. Но еще важнее было то, что если раньше он мог утонуть в любой канаве, то сейчас, попав в водоворот смертельной опасности, он, напротив, обрел устойчивость к стрессам. Чем крупнее была проблема, тем большую непотопляемость он в себе обнаруживал. Эта истина стала для Лю Юэцзиня своего рода открытием. Что касается привычки разговаривать с самим собой, она у него по-прежнему осталась. Но если раньше он сокрушался о прошлых промахах, то сейчас то и дело гнал от себя дурацкие мысли.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза