Менталист

Мина попыталась улыбнуться. Вышло натянуто.

— Но я оставляю Боссе, никаких проблем. Скажете, когда он вам понадобится, мы ведь встречаемся здесь. Угостите настоящим кофе?

Кеннет поблагодарил ее еще и еще раз, наливая кофе из своего термоса в новую бумажную чашку, которую протянул Мине. Лишь тогда она осознала, что никакая сила на свете не сможет заставить ее прикоснуться губами к этой чашке. Мина сделала правильный жест в сторону Кеннета, продемонстрировав свое к нему расположение, заодно отвела разговор от Боссе. Но кофе…

Она прошла в комнату с чашкой в руке и села так, чтобы видеть дверь. Похоже, пришла пора кое-что изменить. Если устаешь от бесконечных повторений одного и того же из раза в раз, нужно позаботиться о том, чтобы сегодня хоть что-то прошло иначе.

Размышляя над этим, Мина едва не пригубила кофе, но спохватилась в последний момент и быстро поставила чашку на пол рядом со стулом в надежде, что Кеннет ничего не заметит.

Когда все расселись, она решилась. Кивнула в знак того, что хочет начать. Настал момент наивысшего напряжения. Вся группа с ожиданием в глазах смотрела на Мину.

Она уже жалела о своем решении, но менять что-либо было поздно. Поезд тронулся, вагоны покатились по рельсам. Мина встала, откашлялась и… в следующий момент села опять.

Все пассажиры разом дернули стоп-кран.

Машина остановилась.

Кеннет напряженно смотрел на Мину. Она отвернулась.

Это ее, и только ее, дело.

Ее проблемы никого больше не касаются.

* * *

В парке «Тантолунден» в Сёдере повсюду лежали расстеленные одеяла. Молодежь играла в волейбол. Семьи с детьми наслаждались летним солнцем.

Вагончики для продажи гамбургеров и колбасок-гриль распространяли вкусные запахи, а слух различал по меньшей мере пять стилей музыки, доносящейся из разных концов парка. Винсенту все это нравилось. Ему вообще было комфортно среди множества людей. Хоть иногда это его и порядком истощало, чувство сопричастности к человечеству было важнее.

Винсент хотел быть одним из них — профи по корзинам для пикника, с клубникой и шампанским, соком и печеньем «Мария», легким пивом и что они еще там приносят с собой. Он и в самом деле не знал этого.

— Вот что я называю здоровой рабочей обстановкой, — сказала Мина. — Не то что наши душные кабинеты.

Они спускались к воде через парк. Винсент предложил прогуляться вдоль берега в Хорнстюлле в сторону Сканстюлла. Вода всегда оказывала стимулирующее действие на Винсента в плане креативности и работы мысли. И ее в Стокгольме было достаточно.

Кроме того, это позволяло сосредоточиться на чем-нибудь другом, кроме Мины, вырядившейся по случаю теплого летнего дня в светлые брюки и голубую блузку. У Винсента с трудом получилось отвести взгляд от ее линии шеи. На летних брюках он не нашел ни единой складки. И блузка, несмотря на воздушность, не оставляла впечатления легкомысленности. В общем, Мина оставалась Миной даже в костюме для пикника.

— Мне лучше думается, когда я в движении, — сказал Винсент. — Организм вырабатывает эндорфины, и учащается пульс, что создает дополнительные ресурсы для мозга. А когда рядом такая красота, в кровь выбрасываются дополнительные дозы дофамина и серотонина, что является превосходной смазкой для синапсов между клетками мозга. Чем больше мыслей в секунду, тем больше возможностей для решения проблем.

Они свернули на набережную. Вдоль канала уютно пыхтели моторные лодки, отраженное от воды солнце играло на их корпусах.

— Спасибо, — ответила Мина. — Звучит, правда, несколько по-стариковски.

— Что звучит?

Похоже, он что-то пропустил. Мина сказала что-то, чего Винсент не расслышал. Он еще раз прокрутил в голове свои последние фразы, но не нашел ничего «стариковского» ни в клетках мозга, ни в серотонине. Может, это Мина что-то не так расслышала?

— Спасибо, что назвал меня «красотой», — пояснила она. — Насколько объективна такая точка зрения в устах сорокасемилетнего мужчины?

Винсент почувствовал, что покраснел как рак.

— На самом деле я имел в виду совсем другое… — оправдывался он, — то есть виды, море… не тебя.

Провалиться сквозь землю — вот все, что оставалось. От стыда загорелись уши. Никогда больше он не станет…

— Винсент, — строго сказала Мина.

Он моргнул.

— Я пошутила, Винсент.

Он не мог не рассмеяться — слишком отрывисто и громко. И этот смех означал облегчение. Они продолжили прогулку по набережной, сторонясь проносящихся мимо велосипедистов.

— Кроме того, «красота» — это слишком абстрактно для тебя, — продолжал Винсент. — Ты — драгоценный камень для огранки.

— Вот как? — Мина толкнула его локтем в бок. — И у этого человека получилось создать собственную семью?

— Это далось мне нелегко. — Винсент вздохнул. — Хорошо, что часть семьи можно позаимствовать в готовом виде.

— Кстати, о семье. Как разрешилась ситуация с Марией и этой… Ульрикой?

Это была не та тема, которую Винсенту хотелось развивать, но после его ночного звонка Мина имела право знать кое-какие вещи.