Менуэт святого Витта, Властелин пустоты

Не найдя отлынивающих, Стефан повернул было к строителям. Его остановил крик. Девчонки, вереща, неслись по настилам к берегу, из-под босых ног фонтанчиками выбрызгивалась вода. Рядом с гатью над дрожащей и хлюпающей черной жижей качалась на толстой глянцевой шее безглазая голова разъяренного болотного червя, видимо задетого драгой. Кинулся прочь, размахивая пустым ведром, Киро, бежал бросивший все Уве, и только хладнокровный тугодум Людвиг единственный из всех медленно отступал, пятясь по краю гати, стараясь не оказаться на линии выстрела и выманивая червя на поверхность. Это было мудро: иначе червь опять заляжет на дно и рано или поздно повторит нападение. С этими тварями лучше кончать сразу.

С верхней площадки донжона ударил стреломет. Жужжа, пролетел толстый металлический стержень — коротко чавкнув, вошел в голову червя по хвостовой торец. Девчонки взвизгнули от восторга. Киро запрыгал на берегу, гремя ведром; запрыгал, победно вопя, и Уве; один только злой с утра Дэйв все так же мрачно тянул вдоль болота срубленный ствол. Спасти стрелу не удалось — червь затонул.

«Благодарность часовому, — отметил про себя Стефан. — Отменная работа. Первой же стрелой наповал с двухсот шагов — выстрел, прямо скажем, замечательный. Профессиональный выстрел. А кто нынче часовой — Инга? Она. В Питере души не чает, соплячка. И когда это она научилась так стрелять? И кто ее научил? Меня, между прочим, она ненавидит и не пытается это скрывать. Гм. Все равно — благодарность. Потом».

Все они в Питере души не чают.

Стефан представил себе, как такая же стрела с размаху вонзается ему между лопаток, и пошел к строителям. Только теперь он заметил, что все это время держал руку на кобуре «махера», и с досадой поморщился. Рефлекс… «Когда-нибудь они меня подловят, — снова подумал он. — Поставят перед необходимостью стрелять…» Он ясно представлял, как это будет: стрелы, выбрасывая черные фонтанчики, шлепают в грязь вокруг толстого глянцевого червя, вывинтившегося из болота рядом с испуганным малышом, нога которого застряла между жердями гати… Мимо… мимо… малыш истошно орет, старшие бегают и суетятся, кто-то кричит прямо в ухо: «Стреляй! Да стреляй же!» — и Стефан, с ужасом понимая, чем это может кончится, рвет из отцовской кобуры тяжелый «махер», единственное штатное оружие на корабле, давно уже превратившийся из символа власти капитана, в ее основу…

С внешней стороны лагерь и впрямь напоминал крепость, — если еще не рыцарский замок (для полной иллюзии недоставало зубчатых стен и подъемных мостов), то уже его зародыш. Чудовищная тупорылая башня, способная выдержать годичную осаду, родовое гнездо мятежного барона, владетеля окрестных лесов, лугов и полей, предводителя головорезов, не признающего иных прав, кроме права меча, и в бесстрашной дерзости ничего не ведающего, кроме своей силы, своей воли и своей прихоти.

Цитадель.

Ближе к лагерю иллюзия рассеивалась. Средневековая башня оборачивалась обыкновенным звездолетом, вдобавок изуродованным, а частокол, коему надлежало стоять прямо и несокрушимо, шел волной, местами норовя завалиться внутрь, а кое-где наружу. Забить в скальный грунт бревна не представлялось возможным — частокол держался на подпорках и поперечинах. Снизу бревна были укреплены камнями и утрамбованной землей, пополам с ветками и сухим лишайником. Для большей надежности пригодилась бы глина, но единственное в этих краях глинище располагалось километрах в пятнадцати к югу и вдобавок на другом берегу озера.

Не только старшие — каждый малыш в лагере отлично знал: появись снова зверь, сравнимый по размерам с цалькатом, ограда не задержит его и на минуту. Наиболее умные головы с ехидцей утверждали, что «главная польза» от ограды заключается в уйме уничтоженных для ее возведения деревьев, благодаря чему полоса леса между болотом и озером отодвинулась от лагеря на полкилометра. И во многом это соответствовало действительности.

Команда строителей — Илья, Маркус, Ронда — поправляла частокол. Работали молча, вертели ворот с арканом, накинутым на острие бревна, один только Илья время от времени принимался кричать: «Еще!.. Заснули! Камень подложи!» Порой он прибавлял к этому по-русски отрывистую трехсложную фразу, точного перевода которой Стефан не знал, но об общем смысле догадывался. Который день работа двигалась вяло: не хватало Веры, умевшей пахать за двоих.

Здесь еще сильнее, чем у болота, чувствовалась отчужденность. Там Стефана просто постарались не заметить, но и придраться было не к чему. Здесь же при его приближении забегали быстрей, зашевелились молчаливо-мрачно, кидая косые взгляды. Как всегда, это было неприятно и более всего походило на ощущение от занозы, которую забыли вынуть. Заноза была застарелая, в воспаленной гноящейся ранке, и привыкнуть к ней оказалось невозможным. «Кошмар, — с раздражением подумал Стефан. — Почему они меня так ненавидят? Глупо же. Что я им сделал? Не я, так другой…»

— Это что, работа? — спросил он, поковыряв податливую землю. — Кто так трамбует, разгильдяи? Это работа, я вас спрашиваю?