Мэр Кестербриджа

Глава XXX

То, что говорил Фарфрэ своей квартирной хозяйке относилось к перевозке его сундуков и других вещей в дом Люсетты. Работа была нетрудная, но подвигалась она медленно, потому что хозяйка то и дело громко выражала удивление по поводу события, о котором ее кратко известили письмом несколько часов назад.

В последнюю минуту перед отъездом молодоженов из Порт-Брэди Фарфрэ, как Джона Гилпина[25], задержали выгодные для него клиенты, а он был не такой человек чтобы пренебрегать ими даже в теперешних исключительных обстоятельствах. Кроме того, было удобнее, чтобы Люсетта первая вернулась домой Никто еще не знал о том, что произошло, и лучше было ей самой сообщить новость своим домочадцам и распорядиться переселением супруга в ее дом. Поэтому Фарфрэ отправил в наемной карете свою молодую жену, повенчанную с ним всего два дня назад, а сам направился к стоявшим в нескольких милях от города скирдам пшеницы и ячменя, сказав Люсетте, в котором часу его можно ожидать вечером.

Вот почему она пошла встречать мужа после четырехчасовой разлуки с ним.

Расставшись с Хенчардом, она с большим трудом заставила себя успокоиться и, когда Доналд пришел в «Высокий дом» из своей бывшей квартиры, она была готова принять его. Ей помогло в этом одно очень важное обстоятельство: будь что будет, думала она, а все-таки теперь он принадлежит ей. Через полчаса после ее прихода вошел он, и она встретила его с таким радостным облегчением, какого не испытала бы даже после целого месяца разлуки, проведенного им среди опасностей.

— Я еще не сделала одной вещи, хотя это очень важно… — продолжала она серьезным тоном, когда кончила рассказ о происшествии с быком. — Я не сказала моей милой Элизабет-Джейн о том, что мы поженились.

— А, ты еще не говорила ей? — отозвался он задумчиво. — Я подвез ее от сарая до города, но я ей тоже ничего не сказал, полагая, что она, может быть, уже слышала об этом в городе, но не решается поздравить меня из застенчивости.

— Вряд ли она об этом слышала. Впрочем, я сейчас пойду к ней и узнаю. И вот еще что, Доналд, ты не возражаешь против того, чтобы она по-прежнему жила у нас? Она такая спокойная и непритязательная.

— Нет, конечно, не возражаю… — ответил Фарфрэ чуть-чуть нерешительно. — Но я не знаю, захочет ли она сама.

— Конечно захочет! — горячо проговорила Люсетта. — Я уверена, что захочет. Кроме того, ей, бедняжке, больше негде жить.

Фарфрэ посмотрел на нее и понял, что она и не подозревает о тайне своей более сдержанной приятельницы. И он еще больше полюбил ее за эту слепоту.

— Устраивай все, как тебе хочется, — отозвался он. — Ведь это я вошел к тебе в дом, а не ты ко мне.

— Пойду скорей поговорю с нею, — сказала Люсетта.

Она пошла наверх, в спальню Элизабет-Джейн; девушка уже сняла пальто и шляпу и отдыхала с книгой в руках. Люсетта сейчас же догадалась, что она еще ничего не знает.

— Я решила пока не идти к вам вниз, мисс Темплмэн, — простодушно сказала девушка. — Я хотела было спросить вас, оправились ли вы от испуга, но узнала, что у вас гость. Интересно, почему это звонят в колокола? И оркестр играет. Очевидно, празднуют чью-то свадьбу… или это они готовятся к рождеству?

Люсетта рассеянно ответила: «Да», — и, усевшись рядом с Элизабет-Джейн, посмотрела на нее, как бы обдумывая, с чего начать.

— Какая вы нелюдимая, — проговорила она немного погодя, — никогда не знаете, что делается вокруг, о чем говорят повсюду. Надо бы вам больше выходить на люди и болтать, как другие женщины, тогда вам не пришлось бы задавать мне этот вопрос. Так вот, я хочу сообщить вам кое-что.

Элизабет-Джейн сказала, что она очень рада, и приготовилась слушать.

— Придется мне начать издалека, — проговорила Люсетта, чувствуя, что ей с каждым словом все труднее и труднее рассказывать о себе этой сидящей рядом с нею задумчивой девушке. — Помните, я как-то говорила вам о женщине, которой пришлось решать трудный вопрос нравственного порядка… о ее первом поклоннике и втором поклоннике? — И она в нескольких фразах кратко повторила рассказанную ею историю.

— О да… помню; это история вашей подруги, — сухо отозвалась Элизабет-Джейн, всматриваясь в глаза Люсетты, словно затем, чтобы узнать, какого они цвета. — Два поклонника — прежний и новый; она хотела выйти замуж за второго, хотя сознавала, что должна выйти за первого, словом, точь-в-точь как апостол Павел: не сотворила добра, которое хотела сотворить, и причинила зло, которого не хотела причинять.

— О нет! Нельзя сказать, что она причинила зло! — торопливо перебила ее Люсетта.

— Но вы же говорили, что она, или, лучше сказать, вы сами, — возразила Элизабет, сбрасывая маску, — были обязаны по долгу чести и совести выйти за первого?

Поняв, что ее видят насквозь, Люсетта покраснела, потом побледнела и в тревоге спросила:

— Вы никому про это не скажете, правда, Элизабет-Джейн?

— Конечно нет, если вы этого не хотите.