Мэр Кэстербриджа

Говорить было больше не о чем, и человек вышел. Когда он проходил мимо Элизабет-Джейн, она заметила, что губы его дрожат от гнева, а лицо искажено горьким разочарованием.

Теперь в кабинет вошла Элизабет-Джейн и стала перед хозяином дома. Он равнодушно скосил глаза под черными бровями; – казалось, в этих темных глазах всегда поблескивали красные искры, хотя вряд ли это могло быть на самом деле, – и устремил взгляд на девушку.

– Что вам угодно, моя милая? – спросил он мягко.

– Можно мне поговорить с вами… по личному делу, сэр? – спросила она.

– Да… конечно.

Теперь он внимательно смотрел на нее.

– Меня послали сказать вам, сэр, – продолжала она простодушно, – что ваша дальняя родственница, Сьюзен Ньюсон, вдова моряка, находится здесь, в городе, и хочет знать, желаете ли вы ее видеть.

Яркий румянец Хенчарда, представлявший резкий контраст с его черными волосами, слегка померк.

– Так, значит… Сьюзен… еще жива? – проговорил он с трудом.

– Да, сэр.

– Вы ее дочь?

– Да, сэр… ее единственная дочь.

– А… как вас зовут?.. Как ваше имя?

– Элизабет-Джейн, сэр.

– Ньюсон?

– Элизабет-Джейн Ньюсон, сэр.

Хенчард сразу же понял, что сделка, заключенная на Уэйдонской ярмарке через два года после его брака, не занесена в летописи семьи. Этого он не ожидал. Его жена отплатила ему добром за зло и не рассказала о своей обиде ни дочери, ни другим людям.

– Я… меня очень заинтересовали ваши слова, – проговорил он. – У нас с вами не деловой разговор, а приятный, поэтому пойдемте в дом.

Очень учтиво, что удивило Элизабет, он провел ее из кабинета через соседнюю комнату, где Дональд Фарфрэ рылся в ларях, рассматривая образцы зерна с пристальным вниманием служащего, который только что вступил в должность. Хенчард прошел впереди девушки через калитку в степе, и картина внезапно изменилась: они очутились в саду и пошли к дому среди Цветов. В столовой, куда Хенчард пригласил Элизабет, еще не были убраны остатки обильного завтрака, которым он угощал Фарфрэ. Комната была загромождена тяжелой мебелью красного дерева, самого темного красно-коричневого оттенка. Раскладные столы с опускными досками, такими длинными, что они доходили почти до пола, стояли у стен, и ножки их напоминали ноги слона, а на одном столе лежали три огромных фолианта; семейная Библия, «Иосиф» и «Полный свод нравственных обязанностей человека». Полукруглая желобчатая решетка камина была украшена литыми барельефами урн и гирлянд, а кресла были в том стиле, который впоследствии прославил имена Чиппендейла и Шератона, но такого фасона, который, наверное, и не снился этим знаменитым мастерам-мебельщикам.

– Садись… Элизабет-Джейн… садись, – проговорил Хенчард, и голос его дрогнул, когда он произнес ее имя; потом сел сам и, уронив руки между коленями, устремил глаза на ковер. – Так, значит, твоя мать здорова?

– Она очень устала с дороги, сэр.

– Вдова моряка… а когда он умер?

– Отец пропал без вести прошлой весной.

Хенчард поморщился при слове «отец».

– Вы с ней приехали из-за границы… из Америки или Австралии? – спросил он.

– Нет. Мы уже несколько лет живем в Англии. Мне было двенадцать, когда мы приехали из Канады.

– Так-так…

Он расспросил девушку о том, как они жили, и узнал все то, что раньше было скрыто от него глубокой тьмой, – ведь он давно уже привык считать их обеих умершими. Поговорив о прошлом, он вновь обратился к настоящему:

– А где остановилась твоя мать? – В гостинице «Три моряка».

– Значит, ты ее дочь Элизабет-Джейн? – повторил Хенчард. Он встал, подошел к ней вплотную и посмотрел ей в лицо. – Я думаю, – сказал он, внезапно отвернувшись, так как на глазах у него показались слезы, – что мне надо дать тебе записку к матери. Мне хочется повидать ее. Покойный муж оставил ее без средств?

Взгляд его упал на платье Элизабет – приличное, черное, самое лучшее ее платье, но явно старомодное даже на взгляд кэстербриджца.

– Да, почти без средств, – ответила девушка, довольная тем, что он сам догадался и ей не пришлось начинать разговор на эту тему.

Он сел за стол и написал на листке несколько строк, потом вынул из бумажника пятифунтовую бумажку и вложил ее в конверт вместе с письмом, но, подумав, вложил еще пять шиллингов. Аккуратно запечатав письмо, он написал адрес: "Миссис Ньюсон. Гостиница «Три моряка», – и отдал пакет Элизабет.

– Пожалуйста, передай ей это из рук в руки, – сказал Хенчард. – Ну, я рад видеть тебя здесь, Элизабет-Джейн… очень рад. Надо будет нам с тобой поговорить поподробней… но не сейчас.

Прощаясь, он взял ее руку и сжал с такой горячностью, что девушка, почти не встречавшая дружеского отношения, растрогалась, и слезы навернулись на ее светло-серые глаза. Как только она ушла, Хенчард дал волю своим чувствам; закрыв дверь столовой, он сел и долго сидел недвижно и прямо, впившись глазами в стену напротив и словно читая на ней свою историю.

– Клянусь богом! Не думал я, что так случится, – внезапно воскликнул он, вскочив с места. – А может, они самозванки… и Сьюзен с ребенком все-таки умерла?