Мэр Кэстербриджа

– Что уж там, сами знаете, сэр, все бабы на стороне Фарфрэ… он молодой, щеголеватый, черт бы его взял… малый таковский… такие вползают в девичье сердце не хуже вертячего червяка в овечий мозг… через таких вот девичьим глазам и кривое прямым покажется!

– А ты знаешь, кто эта дама, – та, про кого ты так говоришь? Ты знаешь, что я за ней ухаживаю – и не первый день? Берегись!

– Откуда мне знать? Ничего я не знаю, кроме того, что получаю восемь шиллингов в неделю.

– Зато мистер Фарфрэ это хорошо знает. В делах он продувной, но он не станет делать исподтишка того, на что ты намекаешь.

Неизвестно, слышала Люсетта этот негромкий диалог или нет, но ее белое платье скрылось в доме, а дверь захлопнулась раньше, чем Хенчард успел подойти и продолжить разговор. Это было досадно, так как слова возчика встревожили его и ему хотелось поговорить с Люсеттой наедине. Во время наступившей паузы подошел старик квартальный.

– Последи, чтобы никто не наехал на этот воз с сеном, Стабберд, – обратился к нему Хенчард. – Придется ему простоять здесь до утра, потому что рабочие еще не возвратились с поля. А если сюда свернет карета или повозка, прикажи ей объехать кругом по переулку и пусть убирается ко всем чертям… Завтра в ратуше будут разбираться какие-нибудь дела?

– Да, сэр. Числом одно, сэр.

– Так, так. А что за дело?

– Одна старуха скандалистка, сэр, сквернословила и нарушила общественный порядок ужасно кощунственным образом у церковной ограды, сэр, словно это не церковь, а кабак! Вот и все, сэр!

– Так. Мэра, кажется, нет в городе, да?

– Нету, сэр.

– Хорошо, тогда пойду я… И не забудь, присмотри за моим сеном. Спокойной ночи.

Во время этого разговора Хенчард твердо решил добиться свидания с Люсеттой наперекор ее уклончивости и, постучав в дверь, попросил, чтобы его проводили к хозяйке.

Ему ответили, что мисс Темплмэн очень сожалеет, но не может увидеться с ним сегодня вечером, потому что собирается уходить.

Хенчард перешел на другую сторону улицы и, задумавшись, постоял у своего сена в одиночестве – квартальный к тому времени куда-то ушел, а лошадей увели. Хотя луна светила не очень ярко, фонари еще не были зажжены, и Хенчард, отступив в тень одного из выступов, у въезда на площадь Бычьего столба, принялся следить за дверью Люсетты.

В ее окнах мелькало пламя свечей, – то и дело кто-то входил в ее спальню, – и ясно было, что Люсетта переодевается, перед тем как уйти куда-то, хотя куда ей было уходить в такой поздний час? Свет в окнах потух, часы пробили девять, и почти в ту же минуту Фарфрэ вышел из-за угла и постучал в дверь. Люсетта, очевидно, ждала его в передней, так как мгновенно открыла дверь сама. Они вместе пошли на запад, не по Главной улице, а по параллельной ей, и, догадавшись наконец, куда они идут, Хенчард решил следовать за ними.

Уборка урожая так запоздала из-за неустойчивой погоды, что, как только выдавался ясный день, все напрягали силы, стараясь по мере возможности спасти поврежденные хлеба. Дни быстро укорачивались, и жнецы работали при лунном свете. Так и в тот вечер пшеничные поля, примыкавшие к двум сторонам прямоугольника, образованного чертой города, кишели жнецами. Их смех и возгласы доносились до торговых рядов, у которых Хенчард стоял в ожидании, и, заметив, куда свернули Фарфрэ и Люсетта, он сразу догадался, что они направились в поля.

Здесь собрался чуть ли не весь город. Жители Кэстербриджа все еще придерживались старинного обычая помогать друг другу в нужде, и хотя пшеница принадлежала фермерам – обитателям предместья Дарновер, – остальные горожане также принимали участие в уборке.

Дойдя до конца улицы, Хенчард пересек тенистую аллею на валу, спустился по зеленому откосу и остановился среди жнивья. На желтом поле копны высились, как шатры, и те, что стояли далеко, терялись в пронизанном лунном светом тумане.

Хенчард спустился туда, где работы были уже закончены, а Дональд и Люсетта вышли на поле в другом месте, и Хенчард видел, как они идут между копнами. Они не думали о том, куда идут, они просто шли вперед, и их извилистый путь вскоре стал отклоняться в сторону Хенчарда. Встреча с ними не сулила ничего хорошего, и Хенчард, подойдя к ближайшей копне, сел под нею.

– Я разрешаю, – весело промолвила Люсетта. – Говорите что хотите.

– Хорошо, – отозвался Фарфрэ таким тоном, по которому можно было безошибочно распознать страстно влюбленного человека (при Хенчарде он еще ни разу так не говорил).Многие будут за вами ухаживать, потому что у вас прекрасное общественное положение, потому что вы богаты, талантливы и красивы. Ну, а сможете ли вы удержаться от соблазна стать одной из тех дам, которые окружены толпой поклонников… да… сможете ли удовольствоваться одним, весьма скромным?

– Это тем, кто говорит со мной? – спросила она со смехом. – Прекрасно, сэр, что же дальше?

– Ах, боюсь, что мое чувство заставит меня позабыть о хороших манерах!