Мера Любви

Они ищут вашего правосудия, мессир граф, вмешался один из капитанов. — Они кричали об этом, когда я ходил на стену.

— Ясно, будете пока за главного, Робер Фиц-Уильям, — твердо сказал де Бельвар. — И никакой самодеятельности, никаких переговоров без моего ведома, и никаких вылазок! Ворота не опускать ни под каким предлогом, Стива не слушать.

— Да, мессир, — отчеканил капитан.

Вопреки надеждам Джованни, к вечеру де Бельвару сделалось хуже, у него вновь начался жар. Арнуль только разводил руками: «придется набраться терпения».

На следующее утро граф опять почувствовал облегчение и снова потребовал отчета о поведении неприятеля.

— Никаких изменений, — отрапортовал Робер Фиц-Уильям. — Сидят в деревне и орут под стенами.

— Что орут? — поинтересовался граф.

— Всякие гадости, — хотел было избежать прямого ответа Арнуль. Но это лишь распалило графское любопытство.

— Среди них пошел слух, что они в вас попали, мессир, — ответил капитан.

— Они посчитали, что раз вы не поднимаетесь на стену, то они вас убили, и вы либо уже умерли, либо умираете, — Арнуль пытался жестами, выражающими недоверие, смягчить смысл произносимых слов, что выглядело весьма нелепо. — Поэтому они начали требовать выдачи вашего дяди.

— Обойдутся, — мрачно сказал де Бельвар. — Откуда они вообще взяли, что я здесь?

— Стив выболтал, — ответил капитан.

— Вот кретин, — выругался граф. — Ладно, черт с ним. Мой приказ в силе, никаких переговоров, ворота держать на запоре.

Два последующих дня прошли совершенно без изменений, как в положении осады, так и в состоянии де Бельвара.

— Да что это такое? — сокрушался Джованни, имея в виду лихорадку графа. — Сколько так может продолжаться? Утром лучше, а вечером опять то же самое.

— Надо набраться терпения, — повторял Арнуль, но сам не мог скрыть беспокойства.

Ближе к полудню четвертого дня, когда Джованни и Арнуль решали, стоит ли сменить графу повязки, наверх прибежал Стив Белка, сияя от восторженного возбуждения.

— Они уходят! Уходят! Конец осаде! — вопил он.

— С какой это радости? — недоверчиво осведомился де Бельвар. Силфорцы, видно, сильно соскучились по нему вот, Стив указал на Джованни, — и уговорили шерифа уйти, чтобы их епископ, он в °т, — Стив опять ткнул пальцем в сторону Джованни, как будто граф мог усомниться, что речь идет именно о нем, — чтобы он вернулся в их город.

— Как это в голову шерифу пришло договариваться с мужичьем? — обратился де Бельвар уже не к Стиву, а к вошедшему следом за ним Роберу Фиц-Уильяму.

— Я своими глазами видел в лагере шерифа аббата Бернара, он, наверное, послужил посредником, — сказал капитан. — Силфорцы предложили откупные, чтобы шериф со своими людьми ушел и позволил мессиру епископу, — Робер поклонился Джованни, — беспрепятственно покинуть замок.

— Этого не может быть! — воскликнул Джованни.

— Плохо дело, если за него взялся аббат Бернар, — нахмурился Арнуль.

— Это, скорее всего, ловушка, — сказал граф. — Ни за что не опускать мост! Слышите, капитан, я приказываю!

— Да, мессир.

— Пошли все вон, — недовольно проворчал де Бельвар. Ему смертельно надоело болеть, и он сделался капризным.

— Аббат Бернар заплатил им, чтобы они меня убили, — сокрушенно проговорил Джованни.

Граф протянул к нему руку, подзывая к себе.

— Никто не посмеет причинить вам зло, пока я жив, — убежденно сказал де Бельвар, глядя на Джованни в упор горящими от лихорадки глазами. — Я не допущу, чтобы с вами что-нибудь случилось, клянусь. Пока я жив, вы в безопасности. Ради такого случая, так и быть, я обязательно переживу аббата Бернара.

Джованни благодарно кивнул, говорить он не мог, слезы душили его.

Скоро с башни закричали, что неприятель снялся с лагеря и уходит.

ГЛАВА XXII

О последствиях долгой болезни графа Честерского

Когда против всех упований крестьян Стокепорта на скорое возвращение по домам им было отвсчено, что граф приказал оставить ворота поднятыми на неопределенное время, среди них начался переполох. Стив Белка, самочинно взявший на себя обязанность заботиться о благополучии поселян в замке, только подливал масла в огонь. Испытывая на себе постоянное презрение рыцарей, он поддался искушению заработать одобрение и популярность среди простого люда, но избрал он для этого отнюдь не благородный способ. Стив подло распространял слухи, что граф повредился в уме из-за своего ранения, что он самодур и всегда таким был, а теперь его самодурство стало еще более очевидным.

Капитану Роберу стоило немалого труда успокоить крестьян, пригрозив им расправой, посмей они бунтовать. Союзницей капитана выступила скоро наступившая ночь, поселянам не с руки было трогаться из замка в темноте, и они почли за благо улечься спать.

Граф о волнении крестьян не знал, к ночи ему становилось все хуже и хуже. Когда Арнуль разбинтовал рану, оказалось, что она загноилась, нужно было делать надрез, чтобы выпустить гной.

— Утром, когда светло станет, — решил Арнуль.

— Сейчас, — заспорил Джованни.