Мера прощения

– Со вторым радистом. Жена узнала, заставила его уйти в отпуск. Обещала, что сюда больше не вернется. Бахтияр, моторист, говорил, что счастье радиста, а то бы не вернулся из рейса. Радист навешал ему за приставания к буфетчице.

– Это нерусский такой, волоокий – Бахтияр?

– Он самый. Аварец... Он потом на повара переключился.

– На кого?!

– На повара Мишу Ершова.

Повар – лысый толстяк с бабьим безволосым лицом и заплывшими, поросячьими глазками. Я бы удивился, если бы им заинтересовалась самая завалящая бабенка, а уж молодой смазливый парень... Правда, у гомиков пары чаще всего образуются не по сердцу, а по наличию партнеров.

– В прошлом рейсе третий помощник набил морду повару. Остапенко рассказывал. Он проходил мимо иллюминатора, смотрит, третий сидит на стуле, а повар перед ним на коленях, обнимает, плачет, объясняется в любви и просит...

Я представил себе эту картину: безволосая харя с поросячьими глазками, смоченная «скупыми мужскими» слезами, – и презрительно искривленные губы Вовки, который не может поднять руку на ничтожество, но и на чувства ответить тоже.

– ... Тут повар расстегивает ему штаны, наклоняется...

Я готов тысячу выложить за то, чтобы как-нибудь за «рюмкой супа» в ответ на Вовкину ухмылку спросить, чем это он так привлек Мишу Ершова?

– ... Третий как врежет ему!..

Ай-я-яй! Живого человека кулаком! Тем более гомосексуалиста пассивного – то же самое, что женщину! А в итоге – повар один из главных свидетелей. Он, капитан и начальник рации после полуночи проходили мимо двери, ведущей на корму, и видели помполита и третьего помощника, разговаривающих у шпиля. Минут через десять капитан и начальник возвращались от артельщика, у которого выпросили две бутылки виски, и снова видели их, но теперь уже ссорящимися. Повара во второй раз не было, как я теперь догадываюсь, остался он у Бахтияра.

Дрожжин закончил «отвечать урок», ушел. Я нанес по груше новую серию ударов. После каждого слышался скрипучий звук – так, наверное, будет вскрикивать от боли Фантомас. Почему у меня появилось такое сравнение? Ведь люблю стукачей, работающих по убеждению, не корысти ради. На каждом судне множество доносчиков по нужде, но всего один-два по призванию. Знакомый таможенник на мой лобовой вопрос, сколько на теплоходе стукачей – три, пять, ответил, смеясь, что три, пять – порядочных. Вербуют обычно, поймав на контрабанде, – попробуй не согласись! Иногда давят на сознательность. Правда, за идею редко кто соглашается, комсомольские времена прошли, несмотря на плотность рядов этой организации. Помню, Володя возмущенно рассказывал, как его вербовали в Павлики Морозовы. Он не сообщил мне, что ответил на предложение, но передал слова таможенника: «Вас мы будем досматривать с особой тщательностью». Как будто раньше досматривали не с особой. Все стукачи теплохода дружно сообщали каждый раз, что Володька чего только не везет. Найдите, мол, и спишите его с судна к чертовой матери, он всем нам мешает.

И я иногда постукиваю. Из спортивного интереса. Приятно осознавать, что от тебя зависит чужая жизнь: сказал пару слов – и человека нет. Сотрудничать мне не предлагали, не успели до женитьбы, а сам я не напрашивался, чтобы не сбить себе цену. А теперь меня и вовсе опасно трогать. Но я не зазнаюсь, помогаю: с народом надо вести себя проще, народ это любит.

8

В курительной комнате на скамейках, привинченных к палубе у переборок, сидело девять человек, все из рядового состава. Они курили, стряхивая пепел на палубу и поплевывали в привинченную в центре комнаты пепельницу, похожую на гриб на тонкой ножке и с вогнутой шляпкой. Создавалось впечатление, что пепельница – жертвенник, а сидящие вокруг нее – исполнители ритуального обряда жертвоприношения. Обряд совершался усердно: дыму – хоть якорь под подволоком вешай. И весело: физиономии горели ярче жаринок на кончиках сигарет. Только Фантомас не смеялся. Я бы здорово удивился, увидев его смеющимся. Развлекал всех Гусев. Проделывал это с помощью собаки – кобеля с мордой и туловищем овчарки и длинными висящими ушами и кривыми короткими лапами таксы. Что кобелю досталось от папы, а что от мамы – затрудняюсь сказать, но, наверное, папой была такса: во-первых, так смешнее; во-вторых, кличка у него – Бацилла; а в-третьих, как вам во-первых?

Заметив меня, Гусев приказал кобелю:

– Бацилла, документы!

Кобель преданно посмотрел на него и лениво помотал длинным пушистым хвостом, подметая пепел.

– Кому сказал, покажи документы!

Бацилла нехотя завалился на спину, широко раскинув лапы. В паху, там, где розоватая шкура почти лыса, синел оттиск судовой печати. Остроумно...

Курицы захихикали, хитровато поглядывая на меня: рассержусь или нет? Конечно, нет. Со временем узнаю автора «шутки» и, если он провинится передо мной, накажу еще и за нее. А сейчас я искренне смеюсь. Смеется и народ.

– Кстати, знаете историю о печати с «Победы»? – спрашиваю я, сев рядом с Гусевым и предложив всем угоститься моим «Ротмансом».

Берут Гусев и Бахтияр. Я закуриваю и продолжаю: