Марина Крамер

Мэри, или Танцы на лезвии

– Является ли ваше желание вступить в брак искренним, взаимным и добровольным? Прошу ответить вас, Константин Айвазович.

«Какой отвратительный голос, какая банальная, пошлая речь, как же мне мерзко-то, господи... Зачем все это?»

Я вдруг словно вижу себя со стороны – стою, как украшение на торте, какое-то идиотское платье с кринолином, какие-то розочки в волосах... Господи, неужели это происходит со мной?!

– А теперь вы, Мария Юрьевна... Мария Юрьевна!

«О черт, это же мне... да не знаю я!!! Не знаю!!!»

Я ненавижу вставать рано. Не-на-ви-жу! И разумеется, Иван назначает тренировку именно на первую половину дня – причем не просто прогон, а полноценную работу на два часа с полной нагрузкой. Наскоро кидаю в сумку запасную майку, косметичку и кое-какие мелочи, на ходу глотаю кофе, хватаю с полки ключи и выбегаю на улицу. Бр-р-р! Однако с курткой я погорячилась... Ладно, некогда возвращаться, и так уже опаздываю, Ванька будет ворчать.

На крыльце Дворца культуры неожиданно обнаруживается застывшая за ночь лужица, и я, разумеется, падаю на оба колена. Хромая и охая, как больное привидение, добираюсь до зала. Из-за закрытой двери раздается музыка.

– Слушай, красота моя, а ты будильник себе купить не хочешь? – Мой партнер Иван не прерывается, продолжает отрабатывать основной шаг румбы, однако свое «фи» по поводу опоздания, естественно, высказывает.

– Вань, я, кажется, колено разбила...

– Ой, придумай что другое, а? Инопланетяне не встретились по пути?

– Елки, да я серьезно – глянь!

Я сажусь прямо на паркет, вытянув ноги в разодранных и испачканных колготках, и Ванька моментально выходит из образа сексуально-томного мачо и становится самим собой – милым, заботливым и трогательно-обеспокоенным партнером, с которым я танцую уже почти пятнадцать лет.

Он садится рядом, внимательно рассматривает мои колени и качает головой:

– М-да... живописно, нечего сказать. Чувствую, отменяется тренировка наша.

– Ты что?! Первенство на носу! Сейчас промою, забинтуюсь, наколенник натяну – и все, пойдем работать.

В раздевалке бардак. Так всегда бывает после ухода последней детской группы: эти маленькие монстры способны погубить цивилизацию, если захотят, а уж устроить в обычной раздевалке последствия Куликовской битвы им вообще дело плевое. Ка-ра-ул! Это кто ж посмел мою юбку из шкафчика на люстру переместить?!

– Ва-а-ань! Это твои вчера резвились? Сними мою юбку с люстры, я на стул вряд ли влезу!

Партнер беспрекословно исправляет ситуацию, бурчит что-то в адрес своих учеников и помогает мне забинтовать колено.

– Слушай, Мария, тут недавно опять твой приходил, – бросает Иван между делом.

– Он не мой.

Иван качает головой – искренне не верит, что регулярно появляющийся в клубе господин с огромными вениками роз действительно значит для меня ровно столько, сколько во-он та пустая бутылка от сока, что валяется в мусорном ведре.

– А зря ты кобенишься, Мария. Он, судя по всему, дядя небедный, мог бы нам и спонсорскую помощь оказать.

– Ага, щас! Только об этом и мечтаю! – фыркаю я и передергиваю плечами. – Ты в своем уме, родной?

– А чего? Разве плохо?

– Ваня, а ты мог бы переспать с отвратительной тебе женщиной, а? Вот просто ради того, чтобы она нам спонсорских денежек дала?

Вопрос не праздный – синеглазый темноволосый Ванька пользуется огромным успехом у своих клиенток, обеспеченных дам бальзаковского возраста, посещающих любительские занятия в нашем клубе.

Лицо моего партнера кривится в брезгливой гримасе.

– Ну ты скажешь!

– И в чем же разница? Ты не можешь – а я должна? Да если хочешь знать, мне этот Костя уже полгода проходу не дает. То сам приедет, то своих горилл подошлет с цветами. Ни добра ни худа не понимают. – Я застегиваю туфли и встаю. – И вообще – давай прекратим этот разговор, а? Мы с тобой уже давно ближе родных, должны бы чувствовать друг друга.

Иван обнимает меня за плечи и смеется:

– Хорошо сказала. Прости, я ж не со зла. Все, идем работать – румба дрянь у нас, а до первенства две недели.

«Шестисотый» полз по обочине вровень со мной, из-за приоткрытого стекла доносилась джазовая музыка. Хозяин машины, красавец-армянин в светлой дубленке, почти по пояс высунулся из окна и пытался обратить на себя мое внимание:

– Маша, минуточку только! Одну минуточку, девочка!

Я старалась идти как можно быстрее, еще метров двести – и нырну в подъезд, а уж туда Костя не войдет. Его ухаживания доставляли мне одни неприятности – отец, если был трезв, орал не своим голосом, называя меня «подстилкой» и «бандюковской любовницей». С чего он взял, что Костя бандит, я не знала, хотя, безусловно, эти разговоры имели под собой почву: такую машину может позволить себе только очень состоятельный человек или тот, кто зарабатывает деньги не на государственной службе.

– Машенька, ну, что же ты торопливая такая... Поговорить хочу – и все, – продолжал Костя, не стараясь, однако, взять меня, допустим, за руку, хотя возможность была – тротуар узкий.

– Не о чем, – бросила я.