– Помню, когда я была ребенком, – начала Майра, – у меня почему-то не получалось произносить «с». И когда я хотела, чтобы включили свет, то требовала – «цвет». Няни сбивались с ног, не понимая, чего я хочу.
Сайсли улыбнулась, и ободренная Майра начала импровизировать:
– Из-за этого я испортила отношения родителей с тетей Силли. Она не верила, что все дело в моей дикции и проблеме со звуком «с», и думала, что я просто подслушала, как мои родители называют ее «Цили».
Сайсли затряслась от беззвучного смеха. В своей накрахмаленной матросской блузе, в бежевых бермудах и коричневых туфлях без каблуков, со шнурками с зубчатыми пистончиками она выглядела простовато, даже безвкусно. В ней не было ничего от плодородной пышнотелости вечно занятых матерей из рабочих семей, которых Майра видела в универмагах «Вулворт» или «Эй-энд-Пи». Почувствовав себя виноватой из-за таких мыслей, Майра быстро перевела разговор на Хайрема и его акушерскую практику. С облегчением она вновь представила себя чистой и прозрачной вазой. Но, когда Сайсли пустилась в длинные рассуждения о трудностях открытия акушерской практики в незнакомом городе, ушла в собственные мысли. Сайсли казалась ей телевизионным диктором, вещающим при отключенном звуке. Неожиданно Майра почувствовала, как что-то теплое и шелковистое коснулось ее ноги, и посмотрела вниз. Под шезлонгом растянулся черный щенок кокер-спаниеля, глаза его были закрыты, он тяжело дышал, свесив из уголка рта розовый язычок.
– …Письма из Торгово-промышленной палаты были в основном идиотскими, – рассказывала Сайсли. – О населении, промышленности и тому подобном. В одних городах слишком много акушеров. В других их нет совсем…
– Тогда, наверно, лучше начинать там, где их нет?
Сайсли начала любезно излагать подробности враждебного отношения врачей общей практики к акушерам, появляющимся в их городе и отбирающим клиентов благодаря своей узкой специализации.
– Потом мы получили письмо отсюда, от доктора Рихтера. Он писал, что здесь хорошие условия и один доктор уже подумывает о том, чтобы сюда перебраться, так что Хайрему стоит поторопиться, если он собирается переезжать…
Тут Сайсли была вынуждена прерваться. Миллисент лежала на животе в бассейне, визжала и плевалась водой, лицо ее покраснело от возмущения.
– Должно быть, упала, – нашлась Майра, хотя не сомневалась, что это Элисон толкнула сестру в воду.
Сайсли мигом вскочила с шезлонга и побежала вытаскивать Миллисент.
– Вы можете ее открыть? – Не обращая внимания на вопли Миллисент, Элисон протянула Майре черную эмалированную банку с отверстиями, пробитыми в завинчивающейся крышке. – У меня не получается.
– Попробую. – Банка оказалась необычайно тяжелой. Майре на мгновение показалось, что в глазах Элисон она видит отражение собственного тайного удовольствия – удовольствия от вида пухлой, белокожей Миллисент, хныкающей в траве и потирающей свои купальные штанишки, ставшие от воды темно-малиновыми. – А что там?
– Смесь для торта.
Майра попробовала открутить крышку, но гладкая от воды банка скользила в руках. Крышка не поддавалась. С чувством легкой досады она вернула банку Элисон. У нее было ощущение, что она не прошла испытание.
– Ничего не получается.
– Папа откроет, когда придет с работы. – Сайсли остановилась рядом с Майрой, держа Миллисент под мышкой. – Пойду приготовлю нам лимонад и переодену Миллисент. Хочешь посмотреть дом?
– Конечно. – От возни с банкой руки Майры стали мокрыми, запачкались песком, их даже саднило. Вытащив из сумки салфетку, она тщательно вытерла ладони. Поднявшись на заднее крыльцо, оглянулась на Элисон, стоявшую в обрамлении зелени у бассейна. – Что же все-таки в этой банке?
Буковой веточкой Элисон щекотала брюшко спящего щенка.
– Словно свинцом набита.
– Скорее всего, – Сайсли пожала плечами, отчего Миллисент даже подпрыгнула у нее на руках, – там песок из песочницы и вода из бассейна.
В доме Франклинов пахло лаком и скипидаром, а покрашенные белой краской стены излучали хирургический свет. Пианино, несколько кресел, обитых тканью бледных пастельных тонов, и бледно-лиловый диван на голом, покрытом свежим лаком полу гостиной напоминали скалы, разбросанные по прерии. Линолеум в столовой, игровой комнате и на кухне был покрыт необычным узором из крупных черных и белых квадратов, представлявшим собой нечто вроде модернизированной версии голландской живописи – правда, без теплых умбровых и охристых оттенков полированного дерева, а также медных бликов и приятных форм груши или виолончели, которые так облагораживают интерьеры на полотнах Вермеера.
Сайсли открыла холодильник и вынула оттуда запотевшую банку концентрированного лимонада.
– Не возражаешь? – Она вручила Майре консервный нож. – А я быстренько переодену Миллисент.
Пока Сайсли была наверху, Майра открыла банку, вылила содержимое в алюминиевый кувшин и, добавив четыре банки воды, перемешала смесь ложкой из мойки. Солнечные лучи, отражавшиеся от белых эмалированных и хромированных поверхностей кухонных приборов, слепили ее.