Мэрилин Монро

Но всех этих подобий Уайлдеру мало, и он воспроизводит на экране… Джо Ди Маджо! Ибо кто же еще как не карикатурное подобие экс-чемпиона по бейсболу этот странный «соломенный вдовец»? Может быть, их сходство не очевидно? Однако, во-первых, их роднит ситуация, в какой оба они — и прототип и персонаж — оказались ко времени событий фильма. Ди Маджо, привыкший к спокойному бейсбольному и семейному существованию, в сравнительно короткое время оказался и без бейсбола, и без семьи. Связавшись с Мэрилин, он попал в настоящую сумятицу голливудских скандалов, слухов и сплетен, что выбило его из колеи и толкнуло на совершенно непредсказуемые и, казалось, несвойственные ему поступки (вроде «налета по ложному адресу»). Уайлдер эту же ситуацию пересоздал в виде фарса. Примерный семьянин Шерман, здравомыслящий, благонамеренный, надежно вросший в свой прекрасно обставленный, удобный, хорошо оснащенный мирок (квартиру), вдруг — как и Ди Маджо, но в пределах чисто художественных времени и пространства — оказался без семьи, без привычного окружения и тотчас угодил в хаос абсолютно нереальных грез и фантазий — нереальных именно для него, прочно стоящего на земле и отнюдь не витающего в облаках. Как для Ди Маджо Голливуд оказался сущим эрзацем его привычного бейсбольного мира, так и для Шермана семья заместилась вовсе не равноценной сказочной незнакомкой, погрузившей его в бурю так же несвойственных ему ощущений.

Как каждая мифологическая героиня, Мэрилин является главному персонажу фильма именно тогда, когда он больше всего к этому расположен, замещая собой реального человека — в данном случае жену. Его «роман» с Девушкой Сверху абсолютно платоничен, ибо несбыточен, и ее поцелуй в щеку заставляет его бежать из собственного дома в одних носках. Что же это еще как не фарсовый вариант драматического краха всех надежд Ди Маджо на счастливый брак с «невестой Америки», или, по заковыристому определению Занука, «Идеальной Девушкой, ждущей Идеального Мужа ради детей»? Всеобщая невеста — значит ничья. Идеальная Девушка столь же сказочна, как и Девушка Сверху. Для «идеальной» Мэрилин и муж должен быть идеальным, но ни Слэтцер, за которого она, возможно, вышла замуж куда с большей охотой, нежели за Ди Маджо, ни сам Ди Маджо, ни, позднее, Артур Миллер не были, да и быть не могли, «идеальными мужьями», ведь они все живые люди. Она именно вбежала в их жизни, а потом выбежала из них наподобие того, как Девушка Сверху спустилась по лестнице в квартиру Шермана, а потом опять поднялась к себе.

Но если и это неубедительно, вглядитесь тогда в актера, исполнявшего роль Шермана, в Тома Иуэла. По сравнению с ним даже Томми Нунэн, сыгравший увальня Гаса («Джентльмены предпочитают блондинок»), выглядит красавчиком. Такого своеобразного и своеобразно некрасивого лица до сих пор не было, пожалуй, ни у кого из ведущих партнеров Мэрилин. Кроме одного — Джо Ди Маджо, партнера в жизни. Сравните изображения этих двух людей, чрезвычайно сходных по типу лица — столь удивительно нефотогеничного, но очень характерного; сравните отношение Мэрилин к Ди Маджо и Девушки Сверху к «соломенному вдовцу» Шерману, и вы, наверное, поймете поразительный умысел Билли Уайлдера пригласить в фильм именно Иуэла, хотя и исполнявшего ту же роль на Бродвее, но, казалось, столь мало подходившего для работы на экране.

Несмотря на то что фильм снимал один из наиболее мастеровитых режиссеров Голливуда за всю его историю, сегодня он производит впечатление некой бесформенности, аморфности и, я бы даже сказал, бесцельности. Спустя три десятилетия лукавый уайлдеровский умысел не столько переживается, сколько вычисляется, причем, как ни удивительно, по той же логике, по какой и строился расчет. Но впечатление о фильме, однако, уже не может быть столь же непосредственным. Между тем с непосредственностью пропадают и переживания — фильм смотрится как пьеса, перенесенная на экран довольно анахроничными средствами. Голливуд без Голливуда, в сущности и составлявший смысл «Зуда на седьмом году», безвозвратно ушел в историю, в прошлое; лукавые, полупристойные намеки, замысленные Уайлдером, сегодня практически не прочитываются, а исполнение Тома Иуэла кажется чрезмерно театральным, рассчитанным на галерку, а не на зрителя, считывающего с экрана малейшие изменения лица.

И только Мэрилин… Да, только Мэрилин осталась не тронутой временем. Можно подумать, что ее снимали документально. Кстати, это недалеко от истины, ибо, свободная от чужого характера, от маски другого персонажа, Мэрилин и была здесь самой собой, и камера зафиксировала на экране — не персонажа, не героиню — женщину, которую весь мир знает как Мэрилин Монро. Сейчас, когда смотришь этот фильм почти четырехдесятилетней давности, это может показаться странным, но в ту пору критики — причем по обе стороны Атлантики — были единодушны.