Однако еще удивительнее, что именно в этом фильме Мэрилин добивается наиболее интересного исполнения, пожалуй, по сравнению со всеми своими ролями. В определенном смысле здесь можно говорить даже об образе, сравнительно мало связанном с личностью самой Мэрилин, более того — с ее публичным имиджем. За четыре года (начиная с «Ниагары») Элси Мэрина оказалась фактически первой ролью, где Мэрилин вела настоящий диалог с партнерами; поведение ее на экране, в пределах той или иной мизансцены, диктовалось не только природной пластикой, собственной гармонией внутреннего и внешнего, но и разработанным характером, существовавшим прежде всего в тексте, в диалоге. «Хористка» Элси — это не столько сама Мэрилин, сколько фантазия принца-регента, не менее реальная, чем «самая прекрасная в мире домохозяйка» для Джо Ди Маджо. Вот это балансирование между жизнью и фантазией, подкрепленное самим сюжетом о Золушке (то бишь хористке из кабаре) и Прекрасном Принце в виде уже потрепанного жизнью и женщинами регента, и составляет основное, практически единственное достоинство этой роли Мэрилин. За редкими исключениями, Мэрилин здесь необыкновенно легка и органична, причем именно в диалогах — в них-то у нее прежде, как правило, было наибольшее количество провалов. Чаще всего самые сильные ее эпизоды связаны с музыкой и пением, но в «Принце и хористке» нет ни того, ни другого, кроме одного очень короткого эпизода, где Элси, дожидаясь принца, делает несколько танцевальных движений, необыкновенно пластичных и естественных, а не продиктованных музыкальной задачей. Все остальное — диалог, реакция на партнера, обыгрывание декорации. Повторяю, за некоторыми исключениями (например, когда Элси передразнивает говорящего по телефону принца) работа Мэрилин впечатляет именно своей цельностью и выразительностью.
А что же критики?
«Мэрилин Монро… казалось, никогда еще не владела собой в такой степени ни как личность, ни как актриса. Под гримом ей удалось остаться настоящей Мэрилин и не пожертвовать собой ради зрелищного эффекта. Собственно, этого-то и ждешь от выдающегося, талантливого или просто опытного исполнителя; приятно удивляет, что именно это демонстрирует Мэрилин Монро, прежде — полуактриса-полусенсация» (Арчер Уинстен, «Нью-Йорк пост»).
«Обычно непредсказуемая игра Мэрилин Монро в «Принце и хористке» достигает триумфального апогея. Как ни удивительно, благодаря Мэрилин фильм доставляет удовольствие именно как комедия. Лоренс Оливье, ее партнер и режиссер, обнаружил в ней дарование, какого не чувствовалось ни в одном из ее фильмов. Ее веселье заразительно, ее шаловливость пленяет, любовные сцены исполнены полудетской забавы, и она легко справляется с фарсом, когда даже торжественные моменты становятся частью игры» (Элтон Кук, «Нью-Йорк уорлд-телеграм энд сан»).
«Если не воспринимать «Принца и хористку» всерьез, то это отличная забава. Автор, разумеется, так и поступает. Теренс Рэттиган просто забавляется, развлекая нас двухчасовой шарадой, доставляющей немалое удовольствие и актерам. Они напускают на себя серьезность, но озорство в глазах их выдает. У Оливье это озорство, прежде чем выйти наружу, пробивается сквозь толстое стекло монокля, и удачно. Играет он разнообразно, с тонким юмором… В роли Мэрилин подобного разнообразия нет. Это глуповатая общительная девушка, и ничего больше. Мисс Монро ведет роль с веселой и детской наивностью, вскрикивая от радости, дуясь от досады; у нее огромные, точно гольфовые мячики, глаза и манящие округлости форм» (Уильям Цинссер, «Нью-Йорк хералд трибьюн»).
Поражает, что критики отнеслись к фильму так, будто не было ни бурных многолюдных пресс-конференций с издевательскими вопросами, ни репортажей о скандалах на съемках, истериках — всего, о чем писал Оливье. Послушать критиков — перед нами не просто салонная драма, но и салонное же развлечение для ее исполнителей. Но за этим развлечением, как водится, слышно тяжелое дыхание, всхлипы, упреки, разочарования — невидимые миру слезы.
Путь былинки