Мэрилин Монро: Блондинка на Манхэттене

1955 год стал пиком карьеры Эда Файнгерша и началом его головокружительного падения в безвестность. В том же году харизматичный директор фотоотдела Музея современного искусства Эдвард Стайхен организовал крупнейшую фотовыставку. Это была грандиозная манифестация, призванная самым наглядным образом убедить всех вокруг, что фотография — это тоже искусство. С немного наивным пафосом выставка называлась «Семья человека». Стайхен пригласил 273 фотографа из 68 стран мира. Их работы, размещенные в галереях МОМА, в некотором роде представляли всю историю человечества. Тон этому многоголосию задавала американская ода универсальным семейным ценностям, терпимости и гарантии безопасной жизни. Экспозиция включала несколько тематических разделов: детство, труд, любовь, материнство, война и так далее. Ее участниками стали Вилли Рони, Уолтер Сандерс, Анри Картье-Брессон, Роберт Франк, Робер Дуано, Лизетта Модел, Мануэль Альварес Браво, Дороти Лэндж, Эллиотт Эрвитт, Брассай и многие другие. Все фотографы предоставили свои работы безвозмездно. «Кто только не критиковал эту затею, — вспоминает Джулия Скалли. — Стайхена упрекали в том, что в угоду собственной концепции он выдергивает снимки из контекста и стирает индивидуальные различия между фотомастерами. Но отрицать огромное значение и престиж этой выставки просто невозможно. Ее успех, помимо всего прочего, увеличил число фотолюбителей». После Нью-Йорка «Семья человека» отправилась в мировое турне (от Токио до Москвы, с остановками в Лондоне и Париже)2, собрав девять миллионов посетителей. Каталог выставки стал одним из бестселлеров 1955 года. Из работ Файнгерша Стайхен отобрал для выставки две фотографии, изображающие чернокожих музыкантов. Обе и поныне хранятся в МОМА. Одна из них впоследствии часто перепечатывалась и публиковалась. Дансинг. Поздний вечер — или раннее утро. Танцпол опустел, оркестр умолк. Только пианист еще сидит за роялем. Мы понимаем, что он играет не ради денег и даже не ради публики, едва угадываемой в густой тени. Он играет для себя. Голова, чуть склоненная набок, не в фокусе, словно душа музыканта растворилась в мелодии. Четко видны только крупные руки, уверенно лежащие на более чем реальной клавиатуре3. Это не просто фото джазового музыканта, это «джазовое фото» — манифест импровизации. Не случайно сам Эдди считал ее одной из наиболее удачных своих работ. В тот вечер у него в камере закончилась пленка. Но вид пианиста настолько захватил его, что он во что бы то ни стало хотел его сфотографировать. «Сколько у тебя кадров осталось?» — обратился он к коллеге. «Один». И Эдди, позаимствовав его фотоаппарат, поднялся на сцену и сделал одну из своих лучших фотографий. Без вспышки, без дополнительной подсветки, в скудном освещении опустевшего клуба. Как умел он один.

В числе тысяч посетителей, пришедших зимой 1955 года на выставку МОМА, была и Элейн Файнгерш. Возле фотографии пианиста она остановилась и дернула за локоть мужа: «Смотри! Это работа нашего родственника Эдвина!» К тому времени Эдди практически не общался с родней. Он давно не приходил на воскресные семейные посиделки и вообще не подавал признаков жизни. Родители отказывались понимать, как он ухитряется зарабатывать себе на жизнь. Рей даже как-то поинтересовалась, сколько он платит газетам и журналам, чтобы они напечатали его снимки. Ни работа с легендарной Мэрилин, ни участие в широко разрекламированной выставке «Семья человека» ничего не могли изменить в отношении к нему родных. Для них он навсегда остался загадкой.