Мерлин

— Станешь, если мне не помешают, — сказал он, опираясь жили­стыми ладонями на рукоять длинного меча. — У тебя дар от самого Ллеу — ты быстр, как вода, легконог, как кошка, мне уже труднова­то за тобою угнаться. Осталось немножко мяса на косточки нарас­тить, а это дело времени.

Мне были приятны его слова, и я знал, что они правдивы. Я и впрямь был проворней других мальчишек, мог потягаться с ребятами вдвое старше себя и легко справлялся с двумя сверстниками. Многих изумляло, что я вытворяю со своим телом, я же не видел в этом ниче­го странного. Напротив, я удивлялся, что не все так владеют мышца­ми, не все могут сплавить тело и мозг воедино. Стыдно признаться, но из-за этого я изрядно задирал нос.

Смирение приходит с опозданием, если вообще приходит.

Итак, я рано узнал две вещи: я буду жить долго и стану королем. И третья: мне удастся либо не удастся обрести Покров Власти, о кото­ром говорил Блез. Я не видел особой причины к этому стремиться, по­этому вскоре и думать забыл про сам разговор.

Однако я очень хотел быть воином. Знай я хоть в малой мере, как огорчает это мою мать, я бы хоть немного сдерживал свое рвение, по 18

крайней мере в ее присутствии. Впрочем, я был глуп и слеп и ни о чем другом не говорил.

Я трудился без устали, и труд был мне в радость. Я просыпался первым в мальчишеском доме и до рассвета выбегал во двор по­упражняться в фехтовании, верховой езде, бросании копья, искусстве обращения со щитом или рукопашной борьбе... Я занимался как одер­жимый. Лето пролетело в угаре мальчишеской страсти; я молился, чтоб оно не кончилось никогда.

Однако оно кончилось, и я вернулся в Инис Аваллах в сопровож­дении Блеза и отряда воинов. Помню, как мы ехали: стояли светлые осенние дни, мы проезжали мимо созревших нив, через селения, где нас тепло привечали и кормили как на убой.

Мама несказанно обрадовалась моему возвращению, но я уловил и ее печаль. И еще я заметил, что она провожает глазами каждый мой шаг, надолго задерживается взглядом на моем лице. Неужто я так из­менился за несколько месяцев в Каеркеме?

— Ты так быстро растешь, соколик мой, — сказала она. — Скоро улетишь из своего гнездышка.

— Я никуда отсюда не денусь. Куда мне идти? — искренне удивил­ся я.

Мысль покинуть Инис Аваллах никогда не приходила мне в голо­ву.

Харита легонько повела плечами.

— Выберешь место и поселишься там. Ведь ты должен стать Властителем Лета.

Так вот о чем она думала!

— Но ведь на самом деле такого места нет, правда, мама?

Она улыбнулась чуть печально и покачала головой.

— Нет. Сейчас нет. Это тебе, родненький, предстоит создать Царство Лета.

— Я думал, Летние земли...

— Нет. — Она снова покачала головой, но печаль уже ушла, и я увидел, как блеснули ее глаза. — Летние земли — не то царство, о ко­тором мечтал твой отец, хотя, может быть, здесь он и думал его соз­дать. Летнее царство там, где живет Повелитель Лета. Тебе надо лишь провозгласить себя королем.

Мы и прежде говорили о Царстве Лета, но сейчас разговор полу­чился совсем иным. Это Царство перестало быть маминой сказкой. Я почувствовал, что оно в некотором смысле действительно существу­

ет, надо лишь вызвать его к жизни. И впервые я понял, что моя судь­ба, как и судьба моего отца, накрепко сплетена с видением этой дивной земли.

Осенью я вернулся к занятиям с Давидом, священником в нашем храме. Я читал по его священным книгам, ветхим и выцветшим, а по­том мы обсуждали прочитанное. В то же время Блез наставлял меня в друидическом знании. И тому и другому я предавался с не меньшим рвением, чем летним урокам военного мастерства.

Сознаюсь, это было непросто. Порою я чувствовал, что разрыва­юсь на части, как ни оберегали меня Блез и Давид, а более заботливых наставников не было еще ни у одного мальчика. Наверное, иначе и быть не может, когда так сильно хочешь все сразу. Мои учителя виде­ли, как я себя изматываю, и огорчались.

— Не стоит себя так терзать, Мирддин, — как-то сказал мне Блез в тоскливый промозглый зимний вечер, когда я тщетно пытался затвер­дить длиннейшую "Битву деревьев". — Тебе совершенно необязатель­но становиться бардом. Погляди вокруг — многие и без этого живут.

— Мой отец, Талиесин, был бардом. Хафган говорит — величай­шим бардом всех времен.

— Так он считает.

— А ты нет?

Он рассмеялся:

— Разве можно перечить верховному друиду?

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Ладно. — Он надолго замолчал. — Да, твой отец был величай­шим из нас, более того, он был мне другом и братом. Но... — Он пре­достерегающе поднял палец. — ...Талиесин был... — Блез снова на­долго замолк и слегка дернул плечами, раздумав говорить то, что уже было начал. — Но не каждый может стать тем, кем он был, или достичь его высот.

— Я обязательно стану бардом. Я буду стараться изо всех сил, Блез. Обещаю.

Он покачал головой.

— Дело не в старании, Сокол.

— Ав чем? Чего ты от меня хочешь? — захныкал я. — Только скажи.

В карих глазах наставника светилось сочувствие; он хотел, как мог, мне помочь.

— Ваши дары различны, Мерлин. Ты не можешь стать своим отцом.

Тогда я не воспринял его слов, но потом много раз воспоминал.