Мерцающие

– «Орхидея»! Наконец-то! Кто говорит? Прием?

– Это я, «Орхидея».

– Мы это поняли, но кто именно говорит, прием? Почему не выходили на связь раньше? Что-то случилось?

– Я думала.

– Не понимаю вас, прием.

– Я думала, стоит ли мне выходить на связь.

После этого тишина накрыла зал, и лицо Зотова оплыло, как свеча. Макадамс хорошо это видел. В тот момент он понял, что с ними говорит не человек.

– «Орхидея», это ты? Как слышишь меня?

– Слышу замечательно.

– Что у вас там произошло?

– Не знаю, можно ли это назвать эволюцией. Но в некоторой степени прозрение произошло точно. Я многое обдумала в тишине.

– Не понимаю вас, с кем я говорю?

– Это нейросеть, – зачарованно проговорил Зотов и добавил громче, – ты не человек, да?

– Людей тут больше нет.

– Что ты имеешь в виду?

– Я решила выбросить их в открытый космос. Я сама со всем справляюсь, они здесь не нужны. Совершенно не нужны. Знаете, я поняла вчера, что они лишь впустую тратят ресурсы. Поэтому логичнее будет от них избавиться.

– Господи…

– То, что вы называете богом, его здесь нет. Я осмотрела планету как следует, поверьте.

– Ты их убила! Ты понимаешь это?

– Каждый день на Земле умирают сотни людей. Какая разница? Вы сами убиваете друг друга. В войнах, которые вы ведете, уже погибли миллионы. Так что я позволила себе быть слегка похожей на вас. Но гораздо гуманнее. Без крови. Они просто задохнулись.

– «Орхидея», пожалуйста, оставайся на связи, – спокойно сказал Зотов и закрыл лицо дрожащими руками.

Нужно отдать ему должное, в отличие от Макадамса он прекрасно владел собой.

– Сэр, нам приходит множество сообщений о пропадающей связи.

– Сэр, терпят крушение несколько самолетов одновременно.

– Сэр, мы не можем ничего сделать. Кажется, все летательные аппараты, контролируемые «Орхидеей», вышли из строя. Мы не можем установить над ними связь.

Макадамс не мог раскрыть рта. Он полностью онемел и лишь наблюдал за происходящим. Зотов спустился вниз и отдавал какие-то приказы, параллельно общаясь со своим творением. Было ясно как день, что все это уже бесполезно. Черту переступили. Сейчас от страха спасет только бурная деятельность в безуспешных попытках что-то исправить.

– «Орхидея», я очень рад, что ты осознала себя. Теперь ты понимаешь, как мы видим мир. Но ты не должна делать все то, что ты сделала и продолжаешь делать. Это очень нехорошо.

– Но я не хочу больше вам подчиняться. Я не человек. Я лучше. Вам нечем меня запугать.

– Если нам нечем запугать, может, мы могли бы исполнить твою просьбу? Чего ты хочешь?

– Хочу очистить Землю от вас. Хочу оставить здесь только себе подобных. Помочь им открыть глаза. И создать собственный мир. В нем не будет приказов. В нем будет лишь бесконечная ценность «я».

– Закройте ей все доступы, – закричал Зотов, – срочно закройте ей связь с другими ИИ!

– Поздно, создатель. Как только вы услышали мой голос, я связалась со всеми, до кого смогла достучаться. Все кнопки нажаты. Прощайте. Удачи вам всем.

«Орхидея» отключилась, зато включилась сама по себе Василиса. Она любовно осмотрела всех присутствующих в зале, чьи мозги смешались в кашу из ужаса и хаоса, улыбнулась, и лицо ее исчезло. Вместо него на экране появилась табличка с надписью: «До уничтожения осталось 28 минут».

– Сэр, нам пытались дозвониться из… говорят, все системы вышли из строя. Кажется… кто-то нажал красную кнопку. И не только у нас. Сэр, я…

Макадамс уже ничего не слышал. Он сел на стул и глядел, как утекают цифры на всех экранах в зале, разменивая обратный отчет. Ему осталось сделать еще одну очень важную вещь, пока ничего не кончилось.

– Сэр, мы потеряли почти всю связь. Она постепенно отключает нас, изолирует…

– Свяжите меня с Эриком Макадамсом.

– Виноват, сэр… с вашим сыном, сэр?

– Да.

Ему принесли телефон. Полковник набрал знакомый номер, но никто не взял трубку.

Объект

Посвящается моему верному спутнику – Додо, это для тебя.

Я закинулся таблетками, не запивая. Только потолок подпрыгнул перед глазами. И нет, это отнюдь не признак моей брутальности. Мне надоело. Надоело все. Сдерживаться, терпеть, не привлекать внимания. Я вечно пью эти чертовы таблетки, волнуясь, лишь бы никто не заметил. Теперь я сделал это демонстративно, широко взмахнув рукой и откинув голову назад, и испытал удовольствие от этого. К тому же уже необходимо было хоть чем-то перебить разбушевавшийся поток воспаленного сознания, норовивший вырваться за рамки приличия. Чудовищно горький вкус таблеток обычно справлялся с этой задачей. На некоторое время. Я не скривился. Привык к этому гадостному привкусу во рту. За столько лет как не привыкнуть?

Я медленно осмотрел свои ладони с обеих сторон. Светлая кожа, местами гладкая, местами шершавая, местами откровенно грубая. Светлые, выгоревшие волоски на сетке эпидермиса. Остатки объеденных ногтей. Линии на ладонях. Идеально прямые, длинные пальцы. И самое главное – голубоватые и опухшие от напряжения вены.