— Спасибо! — коротко добавил суперсолдат и прошёл к рабочему столу Лоренцо. Он сел на стул с деревянными подлокотниками, приготовившись слушать очередной приказ.
— Как ты думаешь? Что в жизни самое главное? — выпустив изо рта табачный дым, спросил синьор Ривейра, держа между пальцев медленно тлевшую сигару.
— Думаю, что для каждого это что-то своё! — немного ослабив чёрный галстук и поправив воротничок белой сорочки, настороженно ответил «Первый». Духота на улице перед самым началом грозы сводила его с ума, а пот, казалось уже пропитал насквозь подкладку пиджака тёмного строгого костюма.
— Хм… Я помню, как профессор Сильвани говорила, что ты лучше всех из тринадцати «братьев» умеешь играть в шахматы.
— Вы, позвали меня ради партии в шахматы? — с нескрываемым удивлением, спросил суперсолдат, прекрасно понимая, что это совсем не так, но шутка, в любом случае, была весьма кстати.
— Не совсем, «Первый»! — начал Лоренцо и, вытащив из ящика стола бумажный пакет, передал его в руки суперсолдату. — Открой!
«Первый» вытащил из пакета фотографию женщины с маленькой девочкой на руках, сделанную на фоне песчаного берега моря в жаркий солнечный день. Скорее всего, снимок был сделан в одной из стран Карибского бассейна, молча и не озвучивая своё предположение, выдвинул версию суперсолдат.
— Тебе предстоит небольшое турне в Берн! — продолжил синьор Ривейра, плеснув в стакан порцию виски, и крутанул пальцами правой руки на столе золотой соверен. — На флэшке в пакете вся необходимая для выполнения миссии информация. Сделай всё красиво, но об этом никто кроме нас двоих не должен узнать!
— Я всё понял, Синьор! — убрав фото обратно в бумажный пакет, коротко произнёс «Первый». Будущая миссия не вызвала у суперсолдата никакого восторга! Убийство детей не может быть оправдано ничем, но кто он был такой, чтобы возражать синьору Ривейре, имевшему право в любой момент пристрелить его, как бешенную собаку за неповиновение. — Я могу идти?
— Можешь! Но, всё-таки… Что в жизни самое главное? — выпустив изо рта табачный дым, снова поинтересовался у суперсолдата Лоренцо.
— Семья, Синьор! А помимо этого: честь, преданность, верность собственным идеалам и совесть! — оттолкнувшись руками от подлокотников, встал со стула «Первый» и ответил на вопрос синьора Ривейры.
Суперсолдат вышел из кабинета Лоренцо и, захлопнув за собой дверь, растворился в тёмном коридоре…
Яркие лучи утреннего солнца и голуби, взмывающие вверх, желали поведать небу о том, что нет ничего в этом мире более важного, чем семья! Ступени кафедрального собора и тоска, исчезали прочь. В такие моменты время останавливается, чтобы человек смог запомнить эти мгновения счастья на всю жизнь.
Романов поднимался по ступеням, чувствуя, что оставляет позади целую эпоху, научившую его везде и всегда идти до конца.
Крёстный Доменико обнял своего крестника, искренне сожалея в душе, что Паскуалина не дожила до этого дня, когда её сын будет стоять перед алтарём, готовый произнести клятву любви и верности своей невесте.
Андрей одёрнул пиджак чёрного строгого костюма и, с лёгкой нервозность, поправил завязанный на праздничный манер красно-белый галстук в полоску. Отцовские запонки на манжетах белой сорочки блестели на солнце и Романову оставалось сделать последний шаг навстречу будущему.
Войдя в собор, он перекрестился и в сопровождении крёстного направился к алтарю, где его уже ждала Анджелина в белоснежном свадебном платье в компании жены Доменико. Матильда была в праздничном сером костюме со шляпкой на голове.
Кэти сидела на скамейке в белом кружевном платьице, обнимая своего любимого плюшевого мишку, и с радостной улыбкой на лице смотрела на маму.
Андрей остановился напротив Анджелины и, подняв фату, взял её за руки. Они повернулись лицом к алтарю и священник начал венчание.
Позднеготический собор, витражи, освещённые яркими лучами солнца, их глаза и Божье слово скрепляли союз двух сердец, поклявшихся друг другу в любви и верности.
— Силой, данной мне Господом, объявляю вас мужем и женой! — торжественно возвестил священник, а губы Андрея и Анджелины слились в коротком поцелуе.
Счастливые лица, искренняя радость и аплодисменты сменились детским смехом Кэти, оказавшуюся в объятиях родителей…
Ночной прохладный ветерок проникал в кабинет кардинала Де Санктиса через двери открытого балкончика, после жаркого дня, прошедшего среди пламенных красивых речей, цена которым была меньше ломанной лиры.
Время — не любит своих героев! Аурелио это знал очень хорошо, а немым подтверждением данной мысли, были многовековые пергаменты и фолианты, скрытые от людей в архиве Святого Престола. Гораздо проще помнить о подлецах, коварных интриганах и низких лицемерных лжецах.
Похороны понтифика у кардинала Де Санктиса вызывали ассоциации с фарсом и мракобесием, когда жажда власти захлёстывает своим предвкушением, оказываясь для большинства обитателей Ватикана, лишь ощущением собственной важности, очень далёкой от благочестия католической веры.