Мерцание «Призрака»: лик смерти

— Хорошо. Ты можешь идти, — ответил глава Синдиката.

Синьорина де Монтенье развернулась и вышла из центрального зала дворца, направляясь в свой кабинет готовить операцию по передаче фальшивого образца ЦРУ. Едва ли это можно было назвать сложной операцией, но это была ответственная операция, где всё нужно было провернуть без сучка и задоринки. Впрочем, делать что-либо подобное Аделине было не впервой.

Синьорина де Монтенье продолжала себя мысленно готовить к командировке в Париж, куда не очень хотела ехать, но куда нужно было поехать. Ведь если что хочешь сделать хорошо — сделай это сам.

Аделина открыла дверь своего кабинета и вошла внутрь. На улице накрапывал дождик, что очень плохо отзывалось на настроении, но думать о позитивных мыслях было некогда, а вот заказать билет в Париж было необходимо, что синьорина де Монтенье и сделала, включив ноутбук.

До вечера было ещё очень много работы, а главное было — связаться с подставной фигурой, которую Аделина нашла на стороне и в своём фирменном ключе завербовала на одно единственное задание. Что же до того, что случится с подставной фигурой дальше, особо её не заботило, потому что всё знала прекрасно сама, как никто другой.

Сицилия. Палермо.

Самолёт шёл на посадку, опуская шасси, которыми спустя несколько секунд дотронулся до полотна взлётно-посадочной полосы. Воздушное судно стало тормозить, ощущая твёрдость земли и спокойствие пассажиров.

Льюис спал. Казалось, никто и ничто не могло прервать его спокойный сон, где боль и смерть отступала на второй план, и уже ощущался лёгкий морской бриз, обдувавший лицо, а яркое солнце на берегу моря слепило глаза.

Говард не хотел просыпаться, он так и оставался пока в своём сне. Спокойные сны для него были редкостью и таким важным событием, что прервать его означала провалиться в адскую бездну, где он жил на протяжении многих десятилетий.

— Синьор, время выходить. Самолёт приземлился, — сказала обворожительная стюардесса с карими глазами и волосами цвета воронова крыла. Её чуть смуглая кожа выдавала в ней истинную сицилианку, пусть и не благородного происхождения.

— Спасибо, синьорина, — добавил Льюис и расстегнул ремень безопасности, встав с кресла. Он вытащил из багажного отсека над головой две небольшие сумки и, взяв их в одну руку, проследовал к выходу.

Быстро добравшись до терминала аэропорта, Говард прошёл по залу прилёта и попал в центральный вестибюль, откуда вышел на улицу. Сицилия, как всегда, встретила его хорошей солнечной погодой, хотя и было немного прохладно, но только не по сравнению с Тулузой или Марселем. Здесь был настоящий райский уголок, как всегда, в своём воображении подразумевал он, но везде была своя раковая опухоль. И этой раковой опухолью была мафия, которая никуда не исчезла с далёких годов второй половины двадцатого века и всё ещё давала о себе знать, постоянно напоминая о себе. Однако Льюису от этого было не горячо и не холодно. Да и осуждать кого-то он не любил, поскольку его самого кто угодно мог осудить и был бы при этом абсолютно прав, но по-прежнему у каждого оставалось право на свою правду, и в этом аспекте стоило прислушиваться только к своему уму и сердцу, решая сложный вопрос о своём благочестии.

Говард сел в такси и велел ехать таксисту в центр города, где у него была небольшая квартирка, наверное, она для него и была его домом, хотя квартир и домов он видел много. Отели, бунгало, горные домики… Чего только не было в жизни Льюиса, бывшего полковника САС и истинного британца, которому было суждено покинуть родную Англию и странствовать по миру в поисках всё новых и новых приключений.

Таксист притормозил у указанного Говардом места, и, расплатившись, Льюис вышел из такси и направился к старому четырёхэтажному дому. Зайдя в подъезд, оно стал подниматься по лестнице, понимая, что наконец сможет немного отдохнуть, хотя тревога не покидала его, поскольку тот факт, что отца Бернардо всё же выследили и пытались устранить, говорил, точнее, кричал о себе очень и очень громко.

Но святой отец оставался святым отцом, а старый диверсант оставался старым нелегалом диверсантом, каким принимал себя сам Говард. Он поднялся на третий этаж и, проверив внизу двери закреплённую нетронутую никем контрольку, вставил ключ в замочную скважину и несколько раз повернул его против часовой стрелки. Замок несколько раз щёлкнул, и Льюис нажал на дверную ручку, войдя в квартиру. Было темно. Ставни были закрыты, и солнце не проникало в квартиру.