Мерцание росы

Забрав мяч с заднего сидения, я захлопнул дверь машины ровно в полдень и, не оглядываясь, помахал рукой на прощание. Звук дверного замка был границей, за которой семья переставала существовать, и я переходил под кураторство улицы. Первым, кто меня встречал, был пёс – полукровная лайка. Глупая, но добрая. Этого было достаточно, чтобы отвечать ему теплом и не спрашивать, почему он не родился чистокровным представителем полярных ездовых.

– Держи, держи, – я пытался заглушить его радостный лай сочной костью.

– Так, гости у нас, – бабушка вышла навстречу и помогла мне разобраться с собакой – проходи в дом, будем пить чай.

– Привет ба, да я дома ел.

– Ну, проходи.

Каждый элемент старого дома был украшен моим видением абсолютного искусства – плакаты с любыми киногероями, рисунки каких-то рок-групп и прочие элементы субкультур, казавшиеся старшему поколению сущим демонизмом. Я достал жвачку, развернул и шлепнул новую наклейку с ван-Даммом прямо на шкаф. Герой одобрительно сверкнул глазами.

– Точно ничего не будешь? Есть орешки со сгущенкой, – бабушка шла следом и ударила в самое слабое место.

– Орешки?

– Да. Сегодня делала.

– Ладно, буду, – я пал перед кондитерским искушением и устроился за столом.

За чаепитием я, как обычно, кивал головой, но совершенно не вникал в диалог. Перед глазами стояла предстоящая велопрогулка с Пашкой. Мы гоняли вокруг переулка с бешенной скоростью, нарушая привычные ритмы бытия городской окраины. За нами носились не только собаки, но и коты – всем хотелось цапнуть за ногу источник беспокойств. Поблагодарив за кулинарные изыски, я вышел из-за стола и, прихватив спички, уже мчался в сторону Пашкиного дома. Суровый лай был ответом на мой стук, и пока я пытался призвать дворнягу к диалогу, в воротах появилось переднее колесо зеленой “Камы” с противогазными шлангами на вилке.

–Здорово, – Пашкино приветствие затерялось в приятных ритмах песни, доносившейся из выставленных в форточку динамиков.

– Здорово. Куда сегодня? – помогая вытащить велосипед в расщелину ворот, я пожал дружескую руку.

– Да не знаю. К черному дому? – Пашка предложил самое жуткое место – опустевший дом цыганской ведьмы. Все боялись этого места и обходили стороной.

– Были там сто раз, – отмахнулся я от варианта – делать вид, что страшно больше не хочу.

– Ладно. Погнали. По дороге решим.

– А чего за песня?

– Credo. Ламбада. Брат кассету пробил. Свежак! – Пашка с довольным видом рванул вперед, оставив за собой клубы пыли.

Я двинулся за ним и даже ветер не знал, чем закончится этот день. Проехав километра два, мы добрались до корпусов заброшенного завода электротехники. Говорят, в прежние времена он производил системы наведения для ракет и прочую секретную механизацию, но сейчас, забитые фанерой окна говорили лишь об одном – идеология страны изменилась.

– Перекур, – Пашка слез с велика и поставил его на подножку – пить будешь?

– Давай.

Приземлившись на траве у крыльца смертоносного производства, каждый начал думать о своем, передавая фляжку с водой. Мы редко говорили о чем-то кроме маршрутов. У меня вообще создавалось впечатление, что каждый человек приходит в жизнь другого для определенной цели. По крайней мере, Пашка в моей был этаким бесстрашным проводником по запретной земле.

– Знаешь, тут за корпусом идет железная дорога…

Он не успел закончить мысль. Я знал, к чему он клонит и поднял свой велосипед.

– Я готов.

Пашка молча встал, фирменным ударом убрал подножку и, виляя рулем, медленно тронулся за угол могучего здания. Его движение было настолько невероятным, что я невольно повторил его, хотя подножки на моем велике не было. Вот оно счастье детства – никто не будет смеяться, что ты ударил по воздуху, повторяя движение друга, и каждому будет понятно – мир это просто игра.

– Велики оставим здесь, – Пашка указал на ангар в метрах пяти от нас.

– Украдут же!

– Нет. Здесь сторож. Мой сосед.

– А что он здесь охраняет? Всё разрушено вокруг!

Он на мгновение растерялся, но обведя глазами окружающее пространство, ответил:

– Память.

Уходя от ангара, я оглядывался на стоявшие под ржавой крышей велики, и просто хотел верить другу, что когда мы вернемся, они будут на месте.

– Сколько нам идти?

– Рядом. Там за камышом уже рельсы, – он указал на небольшой холм впереди.

Солнце подходило к пику агрессии и даже трансовое пение кузнечиков не спасало от изнеможения. Пашкино “рядом” оказалось дальше, чем ожидалось, да и дорога была похожа на минное поле – то там, то здесь под ноги попадались осколки великой цивилизации, видимо той самой, которую охранял Пашкин сосед, и весь путь стал похож на прогулку после метеоритного дождя. Когда очередная струйка пота провалилась ниже спины, я решил нарушить природную симфонию:

– Во жарит а!

– Вообще. Передавали двадцать. Ощущение, что сорок. Дай воды.

– Есть другое солнце, – тихо сказал я, передавая фляжку.

Пашка булькал, пока не опустошил сосуд.

– Чего еще за солнце?

– Не жарит так, как это.

Миновав камыши, мы поднялись на холм. Рельсы отражали безжалостный свет.

– Здесь еще жарче, – Пашка спрятал глаза под ладонью и мы двинулись дальше.