Мерцание света жизни: опыт смены мировосприятия

Спустя несколько лет, работаю преподавателем в университете. Подхожу к аудитории, в которой у меня будет лекция. Привычно нарастает волнение. Замечаю стоящих возле двери студентов, меня начинают одолевать мысли: собрались, явно уже обсуждают мое появление, по ухмылкам вижу, что какую-то гадость сказали. Старый замок двери не позволяет ее быстро открыть, слышу голоса: «Кто это?», «Это преподаватель?», «Что он там возится?». Замечательно, спустя месяц занятий есть те студенты, кто пришел первый раз на мой предмет. Заходим в аудиторию, достаю свой конспект, журнал успеваемости, сажусь. Смотрю на скучающие лица и понимаю, что нет никакого желания проводить лекцию, чувствую какое-то отвращение к необходимости рассказывать то, что им не интересно, поскольку сам этого интереса тоже не испытываю.

До звонка еще несколько минут, погружаюсь в раздумья. Вспоминаю сегодняшнее заседание кафедры, как я сильно нервничал, выслушивая информацию, что из головного вуза пришли новые стандарты и нам, как обычно, в срочном порядке надо будет переделывать все рабочие программы и прочие материалы по дисциплинам. Значит можно забыть о своем свободном времени, включая выходные, поскольку буду заниматься очередными бумажками, которые через два или три месяца выкину в корзину при появлении еще более новых стандартов. Было обсуждение предложений по усилению контроля качества, выполняемых студентами работ, опять все касается только формы этих работ, а не содержания, которое определяется методическими материалами по их написанию. Примитивность и формализм требований к содержанию работ студентов у этих пособий просто поражает, но об этом я никогда и никому не скажу, потому что я не привык высказывать свою точку зрения, а тем более ее отстаивать. Мне проще молча высидеть это заседание, а потом заставить себя сделать всю ту чушь, с которой сам не согласен. Слышен звонок на пару.

Вечер пятницы, после работы сходил в супермаркет, купил уже приготовленную еду, спиртное. Поднимаюсь в подъезде по лестнице, в пакетах предательски звенят бутылки с пивом и коньяком, похоже, выходные пролетят незаметно для моего сознания. Соседи решат, что я алкоголик, а ведь я секретарь совета дома, председатель домкома не упускает случая, чтобы поставить меня кому-нибудь из них в пример. Как мне уже надоело поддерживать этот образ «правильного», всего из себя положительного соседа. Слушая музыку или смотря фильм, я всегда звук делаю не громким, чтобы не раздражать других жильцов, несмотря на то, что они подобными ограничениями не страдают, порой до утра устраивая пьяные вечеринки с грохочущей музыкой, танцами, криками и прочими составляющими безудержного веселья.

Напротив дивана поставил раскладной стол, принес еду, бутылки, включил телевизор. Больше всего времени ушло на выбор фильма, в итоге поставил уже неоднократно просмотренный комедийный боевик. Вот мой предел еженедельного счастья: напиться, сытно закусывая, смотря фильм и уснув до утра лицом на столе или облокотившись на спинку дивана. Выпитое пиво, почему-то не поднимает настроение, раздражение, появившееся во время проведения занятий, нарастает. Открываю бутылку коньяка, делаю глоток, слышу женский крик во дворе и шум потасовки. С опаской выглядываю в окно, с третьего этажа вижу перед крыльцом соседнего общежития двух дерущихся парней, и, пытающуюся их остановить, девушку. Мысли о том, что надо ей помочь разгоняет какой-то животный страх, что меня могут также избить. Из общежития выбегает коренастый не высокого роста парень, которому не сразу, но все же удается разнять дерущихся. Всхлипывания девушки и стоны пострадавшего парня постепенно стихают, во дворе снова никого нет.

В этот момент меня изнутри начинает разрывать, видать разбуженный этим происшествием, целый рой эмоций и мыслей: страх с одновременной злостью на свою трусость, ощущение никчемности такой жизни, чувство безысходного одиночества. Сажусь на пол, обхватив голову руками. Словно мухи на клейкую ленту, слетаются воспоминания обо всех моих проявлениях страха, неуверенности в себе, боязни каких-то поступков, стыда за свое неискреннее поведение. Мне уже больше тридцати лет, но у меня до сих пор нет девушки, которая переживала бы также за меня, как та, которая только что пыталась разнять дерущихся парней. Душат сознание всплывающие из памяти случаи, когда девушки не проявляли ко мне интереса, посмеивались над моими попытками за ними ухаживать, либо откровенно проявляли свою неприязнь ко мне. Пожалуй, нет ничего более угнетающего, чем сочетание страха смерти и нежелания жить, которое охватило меня в этот поздний вечер.